Перегной

- Дак я про че тебе, дурила, рассказываю, конечно выпустили. А все почему? Добрые дела надо делать, поэл. Вот я убечь тебе помог и тут же мне такой подгон царский. Да и это еще не все, дальше слушай.

Виктор сглотнул, закурил, глянул куда-то вдаль, в ночь и распорядился: там, на шхуне, мужики, там дед этот ваш волочит чё то потемну, сходите помогите.

Вскоре появился Щетина, в руках у него было пол ведерной бутыли самогона, а из карманов торчала зелень. Мужики шли следом и тащили в руках еще неощипанных курицу и петуха со свернутыми шеями.

- О, нифига, пир горой. - Зааплодировал Виктор. - Уважаю, хорошо служба поставлена. Щяс загуляем. Ты, давай это, ощипай дичь и на вертел ее, на вертел, тут же толкнул кого-то Виктор и тот вскочил с бревна и принялся выполнять распоряжение. Удивительно, как все его слушались.

- Так вот, - продолжил ВиктОр свой рассказ, - слушай далее. Выхожу я значит из мусарни и думаю уже скакнуть в сторону и чесать подалее, пока не передумали. Кстати, а чего у нас выпить? Есть. Ну наливай, значит. Готовлюсь я, короче, скакнуть в сторону и тут мне, фа-фа, сигналят из роскошного тарантаса. Джип, понял, чероки. Опускается стекло и машут мне оттуда ручкой, садись мол.

Что еще за попадос, думаю. Ну, сажусь, а там, ты прикинь, шурин мой, ништяк, да? Все про него думали что он уже лет десять как в лагерях сгинул, ни весточки от него ни письма. А он, упырь этот, оказывается поднялся нехило, в авторитет вошел, в бизнес и теперь его значит, на родину потянуло, осваивать наши просторы. Он меня, слышь, с кичмана-то и сдернул.

И пошла у меня, это, слышь, братан, совсем другая житуха - там мы заправочку прибрали, здесь автосервис, тут ларечек, там ларечек, глядь и в универсам наш Штыринский уже в доляху к владельцу в пополам вломились. Цветмет-чермет, элеватор, молокозавод. Что не наше, оттуда заносят, что наше оттуда само затекает.

В общем зажил я, на всю катушку. Бабу свою бросил нахрен, надоела, старая стала, толстая.

- То есть как бросил?

- Да так, развелся. Пошла она нафиг, овца заштакетная. На новой женился. У меня щяс баба: титьки во, - он покачал на весу руками, талия во, жопа во, с лица можно мед пить, молодая! - Виктор жестикулировал перед мужиками, очерчивая в воздухе фигуру своей новой жены. Получалось нечто совсем уж фантастическое. Мужики одобрительно кивали.

- Да ты погоди, Витя, - перебил я его, - а шурин-то твой что?

- А что шурин?

- Ну не одобрил поди, развод-то?

- А, этот то? Дак как ему одобрить или нет, кто его спросит-то, сам посуди, он ведь теперь памятник.

- В каком смысле памятник.

- Убили его, братан, - Виктор хлопнул меня по плечу и легкомысленно заржал.

- В смысле как убили. Кто?

- Ну ты как маленький. Прикинь, нарисовался какой-то фофан, сел на поляну, которая уже поделена, всё переделил, всех подпёр - как его не убить? Многим людям дорогу перешел он своим появлением. Многим тесно дышать стало, а земля - шарик маленький, воздуха на всех не хватает. Вальнули его, сердешного, прямо в джипаке. Возле дома. Две пули - одна в сердце, вторая, контролечка, в голову.

Виктор глянул на звездное небо, перекрестился, пробормотал про себя несколько слов какой-то молитвы и добавил - а и поделом, я считаю. Ты это, кстати в уме держи.

- Что?

- Ну то, что земля маленькая, да к тому же квадратная, на каждом углу встречаемся. А кто несогласный, что земля квадратная, того как твоего Коперника и сжечь могут нахрен. Или убобонить с волыны как моего шурина. Нельзя в одного жить и ни с кем не делиться. И на борзометре на одном выезжать тоже нельзя, понял? Это еще Маркес, ты понял, сказал - нельзя жить в обществе и быть свободным от него.

- Маркс наверное, а не Маркес?

- Да какая нахрен разница, просто к слову пришлось, это мне тут рассказал один наблатыканный.

Виктор помолчал еще и предложил, - ну, давай что ли за шурина моего, за покойничка.

- Тоже, упырь, сука еще тот был. Все под себя греб, не делился - Витька, сгоняй сюда, Витька туда. Там разберись, здесь помирись, то-се. Я те чё, торпеда штоль?

- Погоди, а сейчас-то ты как?

- И сейчас при деле.

- При каком?

- Да все при том же. Не, ну не в таких объемах конечно, но цветмет - чермет весь на мне. Я за этой поляной смотрящий. Потому сюда и приехал, типа как в командировку.

- Что-то я не пойму, Виктор, так ты сейчас, получается, на тех работаешь, кто шурина твоего завалил?

- Э, братан, - глаза Виктора сузились и холодно сверкнули в отсветах костра, - во-первых, чё такого, во-вторых не лечи, не надо, лады?! Давай лучше еще выпьем.

Самогон был горьким как соль самых тяжких трудов. Небо было темным и неподъемным. Напротив крестился Щетина и бормотал - чудны дела твои, господи. Как люди живут, хоть романы пиши. Быват же этакое.

Небо уже серело и костер едва теплился. Мужики расползлись кто куда. Викторовы близнецы ушли спать в машину. Только нас ВиктОром не брал сон, да и хмель потрепал не особо.

Я сидел и шевелил палкой угли, а Виктор пересыпал в ладонях рябину.