Перегрин

Из ложбины в юго-восточной части вражеского лагеря выскочила конница и понеслась в нашу сторону. У нас фора километра два, поэтому я не спешу, скачу в хвосте своего отряда трусцой, чтобы не передумали догонять. Заехав в лес, подгоняю своего коня шпорами и кричу подчиненным, чтобы поторопились. Нам надо будет подготовиться к встрече гостей.

В этом месте дорога проходила между двумя крутыми склонами, поросшими густым кустарником и деревьями. Видимо, по ней местные крестьяне перегоняли скот на летние пастбища в горы и обратно. Одно из таких пастбищ начиналось сразу за ним. Там мы и оставили своих лошадей под присмотром десятка воинов. Остальные быстро разбежались по заранее присмотренным позициям.

Я занял место за невысоким, но толстым, дубом, который, казалось, вонзил свои мощные корни в каменистую почву. Кустарник перед моей позицией был подчищен, чтобы не мешал стрелять из лука. Я только успел вынуть из колчана пяток стрел и воткнуть в землю, как преследователи выскочили из-за поворота. Скакали не очень быстро. Видимо, азарт начал пропадать после того, как дичь скрылась из вида. Наверное, еще бы немного и передумали гнаться, поехали бы в обратную сторону. Доспехи на всех скакавших впереди кожаные, определить, кто командир было трудно, поэтому я выстрелил в скакавшего во главе отряда. Несмотря на то, что дистанция была всего метров сорок, наездник сумел уклониться, буквально припав к шее коня. Моя стрела досталась скакавшему следом. Верткого поразил кто-то из наших лучников, попав ему в правый бок. Дальше я стрелял в гущу преследователей, быстро, не целясь. Колчан опустел, как мне показалось, за пару минут. Кроме стрел во всадников летели дротики, простые и пилумы. Вражеский отряд редел буквально на глазах.

Поняв, что попали в засаду, тевтоны и амброны начали разворачивать коней, чтобы ускакать в безопасное место. Тут их поджидал второй сюрприз. Дорогу позади них перегородили надрубленные ранее и сваленные сейчас деревья. Возле места завала по обоим склонам спустились к дороге копейщики и начали убивать тех, кто пытался удрать. Бойня продолжалась недолго. С полсотни врагов все-таки проскочили через заваленные деревья или обогнули их по кустам, а остальных постреляли и покололи. Спустившиеся на дорогу лучники добили раненых, собрали трофеи, которые грузили на захваченных лошадей. Трупы убирать не стали. Этой дорогой мы больше не будем пользоваться, так что пусть тевтоны и амброны ужасаются количеству погибших ни за грош и сами хоронят своих соплеменников.

73

Мой отряд неспешно скачет в арьергарде, позади шестидесяти карробаллист — баллист, установленных на повозку, в которую впряжена пара мулов. Стреляют они прямо с повозки, поверх голов упряжных животных. Видимо, так сподручнее убегать, если стрельба окажется неэффективной. У каждого моего воина на поводу второй конь, а кое у кого и два, смотря что кому досталось при разделе добычи. Легионеры смотрят на нас с завистью. Им пока что достались только раны и увечья. Тем, кто остался жив.

Римская армия идет параллельно тевтонам и амбронам, которые делают вид, что не замечают нас. Они атаковали каструм и на третий день, но не всеми силами, а примерно третью, разместив остальных по периметру лагеря, чтобы отбить наше следующее нападение, которое так и не случилось. Я не стал бросать своих подчиненных на погибель. Свою задачу мы выполнили, штурм разладили, перебили много врагов, так что у Гая Мария претензий к нам возникло. Более того, обещал наградить, когда разобьем тевтонов и амбронов. Консул понимал, хотя вряд ли признается в этом, что выстоял каструм, только благодаря нам. На четвертый день тевтонам и амбронам надоело штурмовать, отправились дальше на юг, чтобы вдоль берега моря двинуться к Апеннинскому полуострову. Мол, захватили бы вас, но жаль время терять на такую ерунду: все равно никуда не денетесь, потопаете следом за нами. Проходя мимо каструма, враги спрашивали римлян, не хотят ли те что-нибудь передать своим женам? Мол, будем в Риме раньше вас и передадим слово в слово, ублажая их. Представляю, каково было это слушать!

На ночь мы останавливаемся в труднодоступном месте и строим каструм. Гай Марий уверен, что тевтоны и амброны обязательно нападут. Его изощренный, подлый, римский ум не способен поверить, что другие не атакуют без предупреждения. Точнее, амброны, которые скорее галлы, чем германцы, могли бы напасть, но не рыпнутся в одиночку, а тевтоны обязательно пошлют гонца к врагу со своим вариантом «Иду на вы!». Германцам сейчас победа, одержанная не в открытом, честном бою, кажется позорной. К двадцатому веку они сильно окультурятся.