Перегрин

Идти мне приказывали в сторону двадцатичетырехвесельной галеры, которая заканчивала погрузку возле устья реки Учан-Су. Сперва я подумал, что это какая-то другая река, потому что на берегу моря не было таврской деревни. Потом увидел, что деревня все-таки есть, только метров на пятьсот дальше от прежнего места. Море не могло отступить так сильно. Скорее всего, предыдущую деревню снес оползень, которые частенько бывают в этих местах, а новую построили в более безопасном месте. Грузили на галеру овчины и выделанные бычьи и лошадиные шкуры, скатанные и связанные. Грузчиками и по совместительству гребцами были не тавры. Больше похожи на скифов, если предположить невероятное, что осевшие в городе кочевники согласились работать моряками. Капитана, покрикивавшего на них, тоже трудно было отнести к какой-нибудь определенной нации. Черными волосами и короткой шеей был похож на тавра, рыхлым телом с кривыми ногами — на скифа, крючковатым носом и манерой постоянно жестикулировать — на грека, но не нынешнего, а из двадцать первого века. Говорил он на греческом с испорченным дорийским акцентом.

— Господин, купи раба и вот это, — на таврском языке предложил старший гребец капитану, показав на меня и продемонстрировав мое оружие.

— Вот этого дохляка?! — уставившись на меня черными плутоватыми глазами, возмущенно воскликнул на таврском капитан. — Да кому нужен этот неженка?! Он весло поднять не сможет! Приводите всякую шваль! С вами невозможно торговать!

— Я хочу за него котел, — не обращая внимания на крики покупателя, произнес тавр-отец.

— Котел?! Да ты с ума сошел! — воскликнул капитан. — Самое большее, чего он стоит, это отрез материи!

— Котел, — тупо повторил тавр-отец.

— Два отреза — и не больше! — поднял цену покупатель.

— Мне нужен котел, — продолжал гнуть свое продавец.

— Покажи оружие, — потребовал капитан.

Тавр-сын вынул из ножен саблю, повертел клинок перед носом покупателя и сообщил важным тоном:

— Узорное железо. И у кинжала тоже.

— Дай я посмотрю, — потребовал капитан.

Он долго рассматривал оба клинка, пренебрежительно фыркал, утверждал, что узоры нечеткие, значит, металл плох, сломается, что такой металлолом гроша ломаного не стоит — в общем, всячески сбивал цену.

— Хорошо, я дам за этого, — показал он на меня, — и за его оружие новый котел самых лучших пантикапейских мастеров. — После чего повернулся к своим грузчикам, приказал одному из них: — Отнеси оружие, а потом придешь за рабом. — Затем крикнул своему помощнику, унылому типу с кислой физиономией, который стоял на полубаке: — Спевсипп, кинь мне котел, самый большой и дорогой, какой только есть!

Про лук и колчан со стрелами хитрый покупатель даже не заикнулся, передал их вместе с саблей и кинжалом, словно шли в нагрузку. Примерно так я торговал с чудью белоглазой.

— Один котел — мало. Давай два котла, — потребовал тавр-отец.

— Два котла за доходягу и плохое оружие?! Да ты с ума сошел! — обиженно завопил капитан. — Могу добавить рулон красной материи. Твоя жена умрет от счастья, когда подаришь ей!

— Два котла, — уже менее уверенно молвил тавр-отец.

В это время помощник скинул с галеры бронзовый котел емкостью литров пять, по внешнему верхнему краю которого шел барельеф в виде сражающихся копейщиков. Капитан поднял котел, повертел перед носом тавра-отца и предложил:

— Хорошо, я дам тебе этот новенький котел, такой красивый и ценный, и добавлю к нему два рулона материи, чтобы и твой сын побаловал свою жену.

— У него нет жены, — возразил тот.

— Значит, будет. Парня с такой материей любая девка полюбит! — заверил покупатель. — Бери давай, пока я не передумал!

Продавец не устоял, взял котел.

— Кинь два рулона самой красивой и дорогой красной материи! — крикнул капитан своему помощнику.

Через минуту на гальку рядом с нами упали два рулона дешевой шерстяной ткани, покрашенной в ярко-красный цвет. Даже мне, не шибко хорошо разбиравшемуся в тканях и красителях, было понятно, что ткань линючая, после пары стирок краска уйдет почти вся. Тавры, видимо, разбирались еще хуже, потому что сын жадно схватил оба рулона. Отец подошел ко мне и, развязав руки, забрал веревку. В хозяйстве пригодится.

Я несколько раз сжал кисти рук, разминая. Прилила кровь, и они заныли так, будто только что побывали под колесом грузовика. Только сейчас заметил, что пропал перстень. Настолько привык к нему, что обычно не замечал, есть он на пальце или нет, а сейчас вдруг стало так обидно, как будто это самая большая потеря в моей жизни. Надеюсь, тавров при продаже перстня объегорят круче, чем сейчас.

— Проваливайте отсюда, пока я не передумал! — прикрикнул на продавцов-лохов капитан.