Перегрузка

Президент направился к бару и налил себе простой содовой воды, жалея, что это не виски, но соблюдая свое же правило не пить в рабочее время, потом раздраженно сказал:

— Мы же знаем, что это должно было произойти, так что всякий разговор о переносе собрания бессмыслен. Нам только надо провести его как можно лучше. У собравшихся людей есть право злиться на нас и беспокоиться из-за своих дивидендов. Я бы и сам себя так вел. Что вы можете сказать людям, которые, вложив свои деньги в надежные, как они полагали, акции, вдруг поняли, что это не так?

— Вы могли бы попытаться сказать им правду, — сказала Шарлетт Андерхил с раскрасневшимся от волнения лицом. — Правду о том, что в нашей стране нет такого места, где бережливые и работящие могли бы поместить деньги с полной гарантией их сохранности. Такие гарантии компании вроде нашей дать не могут, не дадут их и в банках или при покупке облигаций, где ставка процента не успевает за спровоцированной правительством инфляцией. Это невозможно, ибо вашингтонские шарлатаны выбили из-под доллара почву и наблюдают за его падением с идиотской ухмылкой. Они выдали нам простые бумажки, не обеспеченные ничем, кроме пустых обещаний. Наши финансовые институты разрушаются. Банковское страхование — ФКСД — только видимость. Социальное страхование — провалившаяся фальшивка. Если бы эту операцию провел частный концерн, его управляющие сидели бы в тюрьме. А нормальные, честные и эффективно работающие компании, такие, как наша, ставят к стенке, заставляют делать то, что мы и делаем, и брать на себя ответственность за чужую вину.

Раздались одобрительные возгласы, кто-то захлопал, но президент лишь сухо заметил:

— Шарлетт, быть может, ты произнесешь речь вместо меня? — И задумчиво добавил:

— Конечно, все, что ты говоришь, правда. К сожалению, большинство граждан не готовы слушать и воспринимать правду. Пока не готовы.

— Интересно, Шарлетт, — спросил Рей Паулсен, — а где ты хранишь свои сбережения?

Вице-президент по финансам мгновенно отреагировала:

— В Швейцарии, в этой одной из немногих стран, где пока что правит финансовое благоразумие, и на Багамах — в золотых монетах. Если вы еще не успели, рекомендую побыстрее сделать то же самое.

Ним посмотрел на часы, подошел к двери и открыл ее.

— Без минуты два. Пора идти.

— Теперь я знаю, — сказал Эрик Хэмфри, — что чувствовали христиане, когда оказывались перед львами.

Представители правления и директора быстро вышли на сцену. Как только они уселись, гвалт в банкетном зале быстро прекратился. Затем где-то в первых рядах несколько голосов вразнобой прокричали: «фу!»

Мгновенно крик был подхвачен и началась просто какофония фырканья, мяуканья. Эрик Хэмфри с невозмутимым видом стоял на сцене, ожидая, пока улягутся крики. Когда они слегка поутихли, он наклонился к установленному перед ним микрофону.

— Дамы и господа, мои оценки состояния дел в нашей компании будут краткими. Я знаю, что многие из вас страстно желают задать вопросы…

Его последующие слова потонули в грохоте, из которого доносились реплики: «Ты чертовски прав!», «Отвечай сейчас на вопросы!», «Кончай пороть му-му!», «Давай о дивидендах!».

— Я, разумеется, намерен поговорить о дивидендах, но прежде ряд вопросов…

— Мистер президент, мистер президент, о порядке повестки дня!

Через систему громкоговорителей из маленького зала прошел чей-то голос. Одновременно на президентской трибуне замигала красная лампочка, указывавшая, что там кто-то взял микрофон.

— Какова ваша повестка дня? — громко спросил Хэмфри.

— Мистер президент, я возражаю против той манеры, в которой…

Хэмфри прервал его:

— Скажите, пожалуйста, ваше имя.

— Меня зовут Хомер Ингерсолл. Я адвокат, у меня триста акций да еще двести акций моего клиента.

— Какова ваша повестка дня, мистер Ингерсолл?

— Я и хотел изложить ее вам, мистер президент. Я возражаю против непродуманной организации этого собрания, в результате чего я и многие другие, словно граждане второго сорта, были переведены в другой зал, где мы в полной мере не можем участвовать…

— Но ведь вы участвуете, мистер Ингерсолл. Сожалею, что неожиданно большая аудитория сегодня…

— Я выступаю по порядку ведения заседания, мистер президент, и я еще не закончил. Хэмфри подчинился.

— Заканчивайте свой вопрос, но побыстрее, пожалуйста.

— Возможно, вам не известно, мистер президент, но даже этот второй зал теперь переполнен и снаружи еще много пайщиков, которые вообще не могут попасть на собрание. Я говорю от их имени, так как они лишены своих законных прав.

— Я об этом не знал, — признал Хэмфри. — Искренне сожалею. Наши подготовительные меры действительно оказались недостаточно эффективными.

Какая-то женщина, встав с места, закричала:

— Вам всем надо уходить в отставку! Вы даже не можете организовать ежегодное собрание. Другие голоса поддержали ее:

— Да, в отставку! В отставку!

Эрик Хэмфри крепко сжал губы. Какое-то мгновение казалось, что ему изменяет обычное хладнокровие. Потом, с явным усилием сдержав себя, он заговорил снова: