«Я не могла позволить себе приехать, но я и не могла оставаться. Мне нужно было узнать, почему они причиняют мне зло». Говорила она все это чрезвычайно эмоционально. Лицо ее выражало страдание, и фотограф, передающий материалы по фототелеграфу, заснял его крупным планом. Завтра это фото появится в газетах по всей стране.
Лишь тихим фотографам разрешили входить в зал собрания. Две группы телевизионщиков, остановленные в вестибюле отеля, заявили протест Терезе Ван Бэрен. Она сказала им:
— Было решено, что если мы разрешим телеоператорам войти, собрание превратится в цирк.
Телевизионный техник проворчал:
— Судя по тому, что я вижу, тут уже цирк.
Ван Бэрен первой подала сигнал тревоги, когда вскоре после двенадцати часов тридцати минут стало ясно, что помещения и зарезервированных посадочных мест совершенно недостаточно. Быстро созвали конференцию сотрудников «ГСП энд Л» и гостиницы. Договорились открыть еще один зал, примерно вдвое меньше банкетного по размеру, где можно было разместить еще группу в полторы тысячи: происходящее в главном зале через систему громкоговорителей должно было транслироваться туда. Вскоре группа работников гостиницы расставляла стулья в дополнительном зале. Но новоприбывшие сразу запротестовали:
— Как бы не так! Я не в каком-то второразрядном сортире! — громко закричала краснолицая женщина. — Я — пайщица и имею право присутствовать на годичном собрании, и я там буду. — Своей мясистой рукой она отстранила пожилого работника охраны, раздвинула ограждение, важно вошла в уже переполненный банкетный зал. Несколько человек оттеснили стражника и последовали за ней. Он только беспомощно пожимал плечами, затем попросту снял веревку и даже попытался навести порядок в потоке людей, двигающихся в банкетный зал.
К Терезе Ван Бэрен обратился худой, серьезного вида человек:
— Странно все получается! Я прилетел сюда из Нью-Йорка и хочу задать на собрании кое-какие вопросы.
— Во втором зале будет микрофон, — заверила она его, — и все вопросы, как и ответы, оттуда услышат в обоих залах.
Человек с ненавистью глянул на беспорядочную толпу:
— Большинство из них лишь мелкие пайщики. А у меня десять тысяч акций.
Сзади раздался голос:
— У меня двадцать акций, мистер, но мои права ничуть не меньше ваших.
В конечном счете обоим пришлось пройти в малый зал.
— Насчет мелких пайщиков он прав, — заметила Ван Бэрен, обращаясь к Шарлетт Андерхил, на некоторое время оказавшейся рядом с ней в фойе.
Шарлетт покачала головой:
— Многие из здесь присутствующих имеют не более десятка акций. Лишь у очень немногих их более ста.
Нэнси Молино из «Калифорния экзэминер» наблюдала за людским потоком. Она стояла неподалеку от Терезы и Шарлетт.
— Слышишь? — спросила ее Ван Бэрен. — Самое настоящее опровержение утверждений, будто мы огромная монолитная компания. Те люди, которых ты видишь здесь, и есть ее владельцы.
Молино скептически заметила:
— Но здесь немало и крупных, состоятельных держателей акций.
— Не так много, как вам может показаться, — вставила Шарлетт Андерхил. — Более пятидесяти процентов наших пайщиков — мелкие вкладчики со ста акциями и даже меньше. Наш крупнейший единоличный пайщик — трест, владеющий капиталом работников компании, у него восемь процентов акций. То же самое вы обнаружите и в других компаниях коммунального хозяйства.
Судя по всему, это не убедило журналистку.
— Я не видела тебя, Нэнси, с тех пор как ты написала эту пакостную статейку о Ниме Голдмане, — сказала Тереза. — Неужели тебе и в самом деле нужно было это сделать? Ним — отличный работящий парень.
Нэнси Молино слегка улыбнулась.
— Тебе она не понравилась? А мой редактор посчитал, что заметка великолепная. — Сочтя тему законченной, она продолжала осматривать фойе отеля, а потом бросила:
— «Голден стейт пауэр энд лайт», видимо, не в состоянии вести дело должным образом. Многие из собравшихся здесь столь же недовольны своими счетами за энергию, как и своими дивидендами.
Ван Бэрен посмотрела туда же, куда устремила свой взгляд журналистка, — на маленькую группку, окружившую стол бухгалтеров. Понимая, что многие пайщики являются одновременно и потребителями, «ГСП энд Л» на годичных собраниях устанавливала этот стол, чтобы любой мог подойти и сразу же на месте справиться о плате за газ и электричество. Три клерка за столом разбирали жалобы, рядом стояла все увеличивающаяся толпа ожидающих своей очереди. Раздался протестующий женский голос:
— Меня не волнует, что вы говорите, но этот счет неправильный. Я живу одна и не расходую энергии больше, чем два года назад, а плата возросла вдвое.
Справляясь с показаниями на видеодисплее, связанном с компьютером, молодой служащий продолжал объяснять, что именно вошло в этот счет. Но женщина оставалась непреклонной.
— Иногда, — сказала Ван Бэрен Нэнси Молино, — одни и те же люди хотят меньше платить и больше получать. Сложно объяснить, почему невозможно одновременно то и другое.
Ничего не сказав, журналистка ушла.
В час сорок, за двадцать минут до начала собрания, во втором зале можно было лишь стоять, а люди все подходили.