Перегрузка

Отсутствие Руфи казалось удобным случаем, чтобы проводить время с Карен более подходящим образом, и поход на концерт, который должен был заменить им вечер в ее доме, успокоил его совесть.

Когда он пришел к Карен, она была одета в праздничное темно-красное платье с ниткой жемчуга.

Ее длинные светлые волосы, причесанные и блестящие, спадали на плечи.

Мягкие голубые глаза лучились улыбкой. Ногти на ее длинных пальцах были покрыты блестящим лаком. Когда они целовались, испытывая сладкую близость друг к другу, Ним ощутил желание. Страсть, которая лишь дремала в нем, снова просыпалась. Он почувствовал облегчение, когда они покинули дом…

Через минуту или две после того, как вошла Джози и стала отсоединять инвалидное кресло от розетки, Карен сказала:

— Нимрод, ты весь в напряжении. Это видно.

— Кое-что случилось, — признался он. — Некоторые вещи ты читала. Но сейчас — только ты, я и музыка.

— И я, — сказала Джози, подходя к креслу спереди. Помощница-экономка сияла при виде Нима, он явно был одним из ее любимцев. — Но все, что я сделаю, это отвезу вас обоих. Если вы с Карен спуститесь через несколько минут, мистер Голдман, я отправлюсь вперед и доставлю “Хампердинка”.

Ним засмеялся:

— А, “Хампердинк”! Как поживает твой фургон?

— Пока прекрасно, но, — ее лицо омрачилось, — я беспокоюсь об отце.

— В каком смысле?

Она покачала головой:

— Давай это оставим сейчас. Возможно, расскажу тебе позже.

Как обычно. Ним удивился ловкости, с которой Карен, используя только свою растягивающуюся трубку, вывела кресло из квартиры по коридору к лифту.

По дороге он спросил:

— На сколько времени хватит твоей батареи?

Она улыбнулась:

— На сегодня я заряжена полностью. Так что, если пользоваться батареей для кресла и моего респиратора, вероятно, на четыре часа. После этого мне снова надо будет подключиться к старой доброй “ГСП энд Л”.

Его снова поразило, насколько тонкая нить связывала Карен с жизнью. И нить эта была электрической.

— Раз уж мы заговорили о “ГСП энд Л”. Как твои дела?

— О, у нас всегда богатый выбор дел. Они растут, как сорняки.

— Нет, серьезно. Я хочу знать.

— Ну, неожиданно нашей самой тревожной проблемой стала нефть, — сказал он. — Ты слышала, что сегодня провалились последние переговоры между ОПЕК и Соединенными Штатами?

— Это передавали по радио перед тем, как ты пришел. Страны — экспортеры нефти говорят, что не будут больше принимать бумажные деньги. Только золото.

— Они уже несколько раз грозились это сделать. — Ним вспомнил свой разговор с Эриком Хэмфри и судьей Йелом накануне Рождества. Тогда ситуация с нефтью была беспокойная. Теперь же, в марте, она стала просто критической.

Он добавил:

— На этот раз все похоже на правду.

— Насколько плохо все будет, если импортируемая нефть перестанет поступать?

— Намного хуже, чем можно представить себе. Больше половины нефти, которую использует Америка, импортируется. И восемьдесят пять процентов поступает из стран ОПЕК.

Вздохнув, он продолжил:

— Тем не менее даже сейчас нехватка нефти обсуждается главным образом применительно к машинам и бензину, а не к электричеству.

Ним снова задумался. Самая драматическая за все время конфронтация с нефтяными государствами ОПЕК, имеющая потенциал более разрушительный, чем арабское эмбарго 1973—1974 годов, произошла внезапно в последние сорок восемь часов. Все знали о такой возможности, но сравнительно мало кто воспринимал ее серьезно. Вечные оптимисты, включая и кое-кого из занимающих высокие посты, все еще надеялись, что удастся избежать окончательного “открытия всех карт”, что “так или иначе” сохранится “Ниагара” импортной нефти. Ним не разделял веры в это.

Ему пришла в голову мысль, касающаяся Карен. Прежде чем он смог ее выразить, они подошли к лифту, и двери открылись.

В лифте были только мальчик и девочка лет девяти-десяти с веселыми свежими лицами.

— Привет, Карен! — сказали они оба, когда кресло, а следом Ним оказались в лифте.

— Филипп, Уэнди, здравствуйте, — ответила Карен. — Идете куда-то?

Мальчик отрицательно покачал головой:

— Нет. Только вниз поиграть. — Он посмотрел на Нима. — Кто он?

— Мой приятель мистер Голдман. — Она повернула лицо к Ниму. — Это дети моих соседей и друзей.

Они поздоровались. Лифт в это время уже спустился.

— Карен, — спросил мальчик, — можно я возьму вас за руку?

— Конечно.

Он держал ее руку, нежно перебирая пальцами, затем спросил:

— Вы чувствуете?

— Да, Филипп, — сказала она ему. — У тебя ласковые руки. Казалось, ему это было интересно и приятно.

— Карен, вы хотите поменять местами ноги? — не желая, чтобы ее обошли, спросила девочка.

— Ну.., хорошо бы.

Аккуратно, вероятно, зная, как это надо делать, девочка подняла правую ногу Карен и положила ее на левую.

— Спасибо, Уэнди.

На нижнем этаже дети попрощались и убежали.

— Это было прекрасно, — сказал Ним.

— Я знаю, — Карен тепло улыбнулась. — Дети такие естественные. Они не боятся, не смущаются, как взрослые.