Когда я только переехала сюда, дети в доме задавали мне вопросы вроде: “Что с вами случилось?” или “Почему вы не можете ходить?”, а когда это слышали их родители, они говорили им: “Ш-ш!” Потребовалось время, но мне удалось дать им понять, что я не имею ничего против вопросов, наоборот, рада им. Но все равно еще есть взрослые, которые всегда чувствуют себя неуютно. При виде меня они смотрят в другую сторону.
На улице ждала Джози с фургоном, светло-зеленым “фордом”. Широко отодвигающаяся боковая дверь была уже открыта. Карен направила свое кресло к ней.
— Посмотри-ка, что сделал мистер Паулсен, чтобы я могла подняться в машину, — сказала она Ниму.
Тем временем Джози спустила из фургона два стальных желоба и прикрепила их к основанию дверного проема. Теперь между фургоном и землей был двойной трап, ширина которого совпадала с расстоянием между колесами кресла Карен.
Джози отступила внутрь фургона и подала крюк на стальном тросе. Трос был прикреплен к электрической лебедке. Она поднесла крюк к креслу, зацепила его за стальное кольцо, затем вернулась к лебедке, дотронулась до выключателя.
— Ну вот! — облегченно вздохнула Карен. Кресло мягко втягивалось по трапу. Уже внутри Джози повернула кресло, колеса точно скользнули в углубления на полу, где их удерживали зажимы.
Джози усмехнулась:
— Вы поедете впереди, мистер Голдман. Рядом с шофером.
Когда они выехали на улицу. Ним повернулся на своем переднем сиденье, чтобы разговаривать с Карен. Он вернулся к тому, о чем собирался сказать, когда они подошли к лифту.
— Если нам действительно будет всерьез не хватать нефти, почти наверняка начнутся периодические отключения электроэнергии. Ты знаешь, что это значит?
Карен кивнула:
— Думаю, да. Это означает, что в течение нескольких часов не будет электричества.
— Да, для начала скорее всего три часа в день, затем более долгие периоды времени, если положение будет ухудшаться. Однако если это случится, я уверен, тебя заранее предупредят. Но тебе придется отправиться в госпиталь, имеющий собственный генератор.
— В “Редвуд-Гроув”, — сказала Карен. — Это где мы были с Джози в ту ночь, когда “Друзья свободы” взорвали подстанции и у нас пропало электричество.
— Завтра, — пообещал ей Ним, — я выясню, насколько хорош их генератор в “Редвуд-Гроув”. Иногда эти резервные генераторы ни черта не стоят, потому что их не обслуживают должным образом. Когда в Нью-Йорке надолго отключалось электричество, некоторые из них даже не включились.
— Я не собираюсь беспокоиться, — сказала Карен, — пока ты заботишься обо мне, Нимрод.
Джози была внимательным водителем, и Ним расслабился во время поездки во Дворец искусств, где выступал городской симфонический оркестр. У главного входа, Когда Джози выгружала кресло Карен, пришла помощь в лице служителя в форме, который быстро проводил Карен и Нима через боковую дверь к лифту, доставившему их в верхний ярус. Там у них был первый ряд в ложе с двигающейся плоскостью, что освобождало путь для Карен. Было очевидно, что Дворец искусств приспособлен к посещению людьми на колясках.
Когда они устроились, Карен сказала, посмотрев вокруг:
— Здесь так заботливы, Нимрод. Как тебе удалось это?
— Старая добрая “ГСП энд Л” имеет некоторое влияние. Места в ложе и служителя для Карен по просьбе Нима устроила Тереза Ван Бэрен. Когда он предложил заплатить, Тесе сказала ему:
— Забудь об этом! У нас еще остались некоторые привилегии. Пользуйся, пока они есть.
Ним протянул Карен программку, но она покачала головой:
— Мне нравится слушать, но я всегда думаю, что музыкальная критика и эти программки написаны людьми, старающимися доказать, какие они умные.
Он усмехнулся:
— Согласен.
Когда огни погасли и дирижер под аплодисменты поднялся на возвышение, Карен мягко спросила:
— Нимрод, все изменилось между нами, не так ли?
Он был ошеломлен ее чутьем, но у него не было времени ответить, музыка зазвучала.
В программе был в основном Брамс. Сначала “Вариации на тему Гайдна”. Сразу после этого — Фортепианный концерт № 2, си-бемоль мажор. Великолепно солировал Евгений Истомин. Фортепианный концерт был у Нима одним из самых любимых, и, судя по сосредоточенному вниманию, у Карен тоже. Во время третьей части, когда зазвучала виолончель, он положил свою руку на руку Карен. Она повернула голову, и он увидел ее глаза, влажные от слез.
Наконец отзвучали последние аккорды и последовали длительные аплодисменты.
— Пожалуйста! Ради нас обоих, — настойчиво сказала Карен, и тут зажегся свет. Наступил антракт.
Публика потянулась в фойе, а Ним и Карен остались сидеть. После недолгого молчания она сказала:
— Если хочешь, можешь ответить на мой вопрос сейчас. У него не было нужды спрашивать, на какой вопрос, он вздохнул:
— Я полагаю, ничего не остается всегда одним и тем же.
— Было бы глупо ожидать этого, — сказала Карен, — и я хочу, чтобы ты знал. Я никогда так не думала. О, иногда прекрасно помечтать о невозможном, о том, чтобы все хорошее продолжалось, но я научилась трезво смотреть на мир. Будь честным со мной, Нимрод. Что произошло? Что изменилось за последнее время?