Радзивилл только мотнул головой в ответ. Несколько десятков драгун сплошною стеной окружили его со всех сторон.
Между тем рейтары врезались в ряды казаков и стрельцов. Передние валились от пуль и ядер, но латники, поддержанные драгунами, упрямо лезли на казацкие ряды. Казаки затоптались на месте, их лава прогнулась и начала острым углом отходить к казацкому табору.
Князь Трубецкой тревожно оглянулся.
— Гузов! — позвал он конного стрельца, стоявшего за его спиной,— Одним духом в Московский полк! Передай полковнику Апраксину — идти на приступ.
Василий Гузов рванул поводья, и конь с места перешел в галоп.
Трубецкой спешился и прошел в шатер, где Иван Золотаренко разговаривал со шляхтичем; тот тяжело дышал.
— Вот Неуловимый, твоя милость,— указал Золотареико на шляхтича.
— Как коронный гетман Радзивилл себя чувствует? — с улыбкой спросил Трубецкой.
— Об одном думает — как бы живым выскочить из западни. Я еле до вас добрался. И то казаки бока намяли..,
— От своих не повредит,— утешил Золотаренко.— Монах письмо передал?
— Да,— Малюга устало присел на пенек в углу шатра.— Веки сами слипаются... Три ночи не смыкал глаз...— виновато проговорил он. Достал из-за пазухи небольшую грамоту и, пошатываясь, поднялся,— Прошу тебя, пан наказной, вручи ее гетману. Важные вести.— Потер лоб кулаком, как бы желая что-то припомнить, сказал погодя: — Радзивилл задумал прорваться на Гродненский шлях... Мне приказал, если живым выберусь, отвезти письмо подканцлеру Радзеевскому... Стелется мне путь в свейское королевство. Приказывай, гетман...
— Вон как! — присвистнул Золотаренко и подмигнул Трубецкому.— Отдохни тут,— указал рукой на разостланные ковры,— а мы с воеводой к войску. Нужно Радзивилла как следует угостить.
В шатер просунул голову казак. Крикнул оторопело:
— Ляхи, твоя милость, в табор врезались! Немцы, драгуны!..
Малюга тоже хотел выбежать из шатра вслед за Трубецким и Золотаренком, но, сделав шаг, без сил повалился на ковер. Как будто мощная волна подняла его и швырнула на другую, а та, в свою очередь, на третью, и так забавлялись им гривастые волны, а он тщетно сопротивлялся, стараясь выбраться на сушу... Откуда-то, точно с далекого рега, гудело угрожающе эхо.
...Замолкли пушки, точно им заткнули жерла. Бледное солнце силилось прорезать лучами завесу седых туч. Тимофей Чумак, сжимая в руке мушкет, уже шестой раз подымался с размокшей, топкой земли и, стиснув посинелые губы, снова летел на железную стену рейтаров. Драгуны обходили казацкие ряды стороной, и их намерение — врезаться в тыл казакам — угадали Золотаренко и Трубецкой.
Гуляй-День, размахивая перначом, кричал низовикам:
— Держись, побратимы! Бейте панов-ляхов! За волю, на веру!
— Слава! — рвалось в ответ ему.
— Слава! — закричал Тимофей Чумак и, прицелившись в толстое, багровое лицо жолнера, выстрелил.
Жолнер упал навзничь, но другой, размахивая пикой, лез на Чумака. В этот миг врезался в рейтарские ряды стрелецкий Московский полк. Чумак только успел облегченно вздохнуть, как рядом с ним вырос, с аркебузой в руках, стрелец Василий Гузов. Казаки и стрельцы мигом разбились на четыре шеренги. Передние, дав выстрел, воз-пращались в задний ряд и на ходу заряжали мушкеты, а тем временем второй ряд стрелял в рейтаров; выстрелив, он занимал место четвертого ряда, а перед вражескими солдатами вырастал третий ряд.
Мушкетный огонь не стихал ни на минуту. Рейтары начали отходить. Драгун, пытавшихся ударить казакам в спину, перехватили корсунцы. Их повел на польские полки сам наказной Иван Золотаренко. Серый в яблоках жеребец распластался над полем. Корсупцы как на крыльях летели зa наказным гетманом и бешеным ударом рассекли надвое ряды противника.
Стремительный удар корсунцев вынудил драгун отказаться от своего намерения, и они поворотили назад. Но только этого и ждали корсунцы. С этой минуты они уже не отрывались от врагов и гнали их изо всех сил на плавни. Первые ряды драгун и не заметили, что от спасительных плавней их отделяет глубокий ров. Туда, ломая ноги и хребты, полетели кони, а через головы коней валились всадники.
Иван Золотаренко дернул поводья, и разгоряченный конь, перебирая в воздухе передними ногами, стал на дыбы. Он бешено закружился на месте, разбрасывая вокруг себя брызги грязи, но твердая рука наездника заставила его подчиниться. Тяжело переводя дыхание, Золотаренко снял шапку и вытер ее красным верхом лоб. Пот обильно струился по лицу, от промокшего кунтуша валил пар. Теперь Золотаренко был увереи — войску Радзивилла пришел конец. Смоленскому гарнизону нечего ожидать помощи от Радзивилла. Литовскому коронному гетману лишь бы самому спастись... Подъехал Трубецкой. Остановил своего коня рядом, поднес к глазу подзорную трубу.
— Бегут региментари... Ишь проклятые, уже плавни миновали...— с досадой сказал князь.
— Там их перехватят казаки,
В польском лагере затрубила труба, долго и тоскливо. Над разбитыми возами поднялось несколько белых знамен.
— Мира просят...— весело сказал Золотаренко,— Как думаешь, князь, дать отбой?
— Прикажи трубить отбой! — согласился князь.