Переяславская рада. Книга 2

Мартын подошел ближе.

— Стережешь, Тарас?

— Так точно, пан сотник. Приказал Закусило, вот и стерегу,— Понизив голос, добавил: — Если бы ляха или басурмана, тогда понятно было бы, а так и сам не разберу... Толковал с ним, за что да почему, а он такое рассказал, что думаю, сотник...

— Не нашего ума это, Тарас,— махнул рукой Мартын и, точно решившись на что-то, вдруг добавил: — И правда, чего тебе тут торчать? Не убежит. Ворота запер?

— А как же!

— Так ступай в хату, там Закусило бараний бок никак не одолеет; может, с тобой поделится...

— Слушаюсь! — с радостью откликнулся Тарас и заторопился в хату.

Мартын молча постоял, потом, решившись, откинул засов и отворил дверь.

— Выходи, казак,— сказал он в темноту сарая.

Долго ждать не пришлось. Потирая лицо ладонями, Чуйков вышел из сарая.

— Может, ошибся, пан сотник, не меня звал? Какой я казак?

— Захочешь — казаком будешь,— с улыбкой ответил Терновой,— Садись,— указал рукой на колоду и сел сам.

Чуйков молча опустился на колоду, достал из кармана люльку.

— Вот что тебе скажу,— заговорил Мартын, наблюдая, как закуривает от трута Чуйков,— через часок, как уснут казаки, выходи, брат, из сарая, бери моего коня и скачи куда-нибудь подальше, хоть на Москву, хоть на Дон, куда сердцу любо...— Помолчал и добавил: — Где тебе покойнее будет.

Чуйков даже люльку изо рта вынул. Чего-чего, а такого не ожидал услыхать от сотника.

— Ты на меня не гляди, как на Нерукотворного спаса, ты слушай, если тебе воля дорога! Я тебе добра хочу...

— Вижу, что не зла,— отозвался Чуйков,— да не верится...

— А ты верь. Я тебе злого не желаю. Обидеть тебя не хочу.

Чуйков молчал, искоса поглядывая на Мартына.

— Мне про тебя Демид Пивторакожуха рассказал. Вот и деньги просил тебе передать, держи.

Мартын опустил в теплую ладонь завернутые в платок злотые.

— Спасибо,— тихо сказал Чуйков,— спасибо тебе, брат.

— Ну, вот и сговорились. Легче, пожалуй, чем тебе пришлось бы сговариваться с боярином. Конь мой у коновязи, по правую руку от ворот, стоит оседланный. Ты на него взбирайся и скачи.

— Спасибо тебе,— повторил Чуйков.

— А ты еще не благодари,— вроде бы недовольно сказал Мартын.— Куда ж поскачешь — на Москву или на Дон?

— Мне еще допрежь того казак ваш Гуляй-День на Низ советовал бежать...

Мартын так и подскочил на бревне.

— Гуляй-День, говоришь? Вот рыцарь бесовский! Так ты его знаешь? Что ж раньше не сказал? Что ж ты молчал, дьявол?

— Откуда мне было знать, что ты Гуляй-Дня знаешь? Он-то меня и выручил еще под Шкловом...

Мартын внимательно выслушал рассказ Степана Чуйкова.

Когда Степан замолчал, опи еще долго сидели рядом. Уже погас свет в хате. Докучные мысли роились в голове у Мартына. Воевал стрелец шляхту, крепость Шклов на аккорд брал, в полон взял полковника-ляха — а какая благодарность?

— Не знаю, что и посоветовать тебе. Куда ехать? Может, на Низ, а может, на Дон. Сам решай. Только скажу: езжай поскорей. Нам за волю биться еще долго, и одно знаю: живы будем, не падем от сабли ляшской или стрелы басурманской,— стоять нам с тобой в одном строю за волю и веpy нашу. Так вот поезжай, Чуйков, поезжай и не теряй времени.

Мартын решительно поднялся с колоды. Встал и Чуйков. Сотник быстро подошел к коновязи, отвязал своего коня.

— Садись,— прошептал он, держа коня за повод.

Чуйков только сказал:

— Дай обнять тебя, побратим.

Они крепко обнялись, и Чуйков вскочил в седло,

— Пистоль в седельной суме, а сабля у седла. Пригодятся тебе.

— Прощевай, брат,— проговорил Чуйков, нащупывая саблю в ножнах, притороченных к луке седла.

Мартын откинул засов у ворог, и Чуйков выехал на дорогу.

Где-то залаяла собака. Щербатый месяц, еще недавно рассыпавший по земле серебристое сияние, как заговорщик, спрятался за тучу. Конский топот затих где-то в конце улицы.

— Счастья тебе, Степан Чуйков! — проговорил Мартын,

Огненный хвост падучей звезды рассек небосклон и растаял.

17

...С красного крыльца канцелярии городового Чигиринского атамана есаул Яцько Ходыка читал выстроенным в четыре ряда казакам Чигиринской значковой сотни универсал гетмана.

Прошел дождь, и, словно в обновках, красовались ярко-зеленой листвой пышные клены, покачивались по сторонам крыльца раскидистые липы, пахло свежескошенным сеном. До самого Тясмина расстилались заливные луга.

Казаки стояли навытяжку, при саблях и мушкетах, как полагалось в таких случаях. На два шага впереди строя стоял, расправив плечи, сотпих Терновой рядом с сотником Назаром Лисовченком и, как и вся сотня, внимательно слушал прерывистый голос есаула.

Яцько Ходыка, выпятив грудь и то и дело трогая левой рукой рыжеватый ус, басовитым голосом выкрикивал слова гетманского универсала: