Переяславская рада. Книга 2

Карл побледнел. Одним прыжком он очутился перед Бромбергом и резко ухватил его за плечо.

— Дальше, дьявол! Говори все...

Точно подломившись под тяжелою рукой короля, Бромберг упал на колени.

— Еще прибыл гонец из Чигирина... Воды! — простонал Бромберг.— Три дня я не слезал с коня... росинки во рту не было...

Горн протянул офицеру недопитый кубок. Одним духом Бромберг жадно выпил вино.

— Что же привез гонец? — тихо спросил Оксеитнерна.

— Генеральпын писарь Выговский приказал на словах передать, что кавалер Оливерберг де Грекани в Чигирине взят под стражу.

— Все?

— Да, господин канцлер.

Бромберг тяжело поднялся. Граф Пипер тронул его за плечо. Стараясь по звенеть шпорами, оба они оставили кабинет.

— Кто этот Оливерберг? — Карл, сжимая кулаки, остановился перед канцлером.

— Оливерберг де Грекани — это аббат Даниил,— ответил Оксеншерна.

2

Долго не гаснул свет в королевских покоях. В мрачных залах под высокими сводами звенели шпоры королевских генералов и офицеров. Гвардейцы у главного входа то и дело отпирали и запирали ворота.

Министры, призванные посреди ночи во дворец к королю, безмолвно исполняли его приказания. Поднятые с постели в третьем часу ночи негоцианты Генрих Циммер и Артур Виттенбах, будучи привезены во дворец короля, сгоряча охотно согласились дать взаймы Карлу двести тысяч риксталеров — так повлиял на них ночной визит гвардейских офицеров.

В Варшаву к нунцию Иоганну Торресу был отправлен гонец с королевской грамотой.

Фельдмаршал Горн получил последние напутствия и тяжело протопал ботфортами по мраморной лестнице дворца. Он немедля отбывал к войску. Карл должен был выехать на следующий день.

— Теперь или никогда! — повторял Карл, потирая руки.

Эти шельмы и пройдохи Квилп и Шоньо не зря считают, что Переяславский договор — нож в сердце властителям Европы. Карл вынужден был теперь воздать должное своей предшественнице, королеве Христине. Эта непорочная дева на престоле но без основания слала письма к Хмельницкому. Но у нее не хватило соображения на что-нибудь большее. Может быть, если бы Христина была половчее, Хмельницкий поддался бы Швеции, а не Москве? А почем знать, примет ли теперь с уважением этот проклятый бунтовщик, поставивший вверх ногами всю Речь Посполитую, его предложения? Зря он послушался Оксеншерну, не аббатов в сутанах нужно посылать туда, а генералов.

Карл знал лишь одно — Переяславский договор нужно разрушить. Наступление вести с двух сторон. В Москве надлежит вызвать недоверие к Хмельницкому, а у Хмельницкого — недоверие к Москве! Как ни верти, а этот Квилп тоже хитрая шельма. Но об этом пусть уж позаботится рыжий лис Оксеншерна.

Карл будет держаться одного — никогда он не допустит существования великого Московского государства. Каждое русское племя будет существовать в тех пределах, какие ему будут отведены по воле шведского короля.

Если этого хочет не только Швеция, но и Франция и Англия — это будет так, Зевс разрази проклятых московитов!

Когда-нибудь — да не когда-нибудь, а вскоре — его будут называть Карл Великий. Никаких королей на юге и востоке Европы не будет, кроме короля Швеции Карла Великого. Тогда на кой черт ему эта цифра «десять» при имени? Нет, он не Десятый, а Великий.

Сказочные запасы восточных пряностей, шелка, бархаты, адамашки, блаватасы, саеты[25]*, благовония, меха и соль, золото и серебро, сало и мед — все это рекой потечет в Швецию. он набьет глотки своим солдатам! Пожирайте все, набивайте себе утробы, берите себе по пять пленниц, жгите и разоряйте чужую землю и славьте, дьявол вас благослови, своего короля Карла!

Государственный секретарь Якоб Тереншельд терпеливо дожидался, пока король обратит на него свое милостивое внимание. Когда это произошло, Тереншельд узнал, что именно на него возлагается высокая миссия вести переговоры с гетманом Хмельницким и что не позже чем завтра он обязан выехать из Стокгольма. В Чигирин ему на подмогу прибудет королевский посол в Трансильвании Готард Веллинг.

Только далеко за полночь канцлер Оксеншерна возвратился в свои покои. Отослав слугу, который напомнил ому, что ванна приготовлена, он приказал позвать своих секретарей.

Грея ноги возле камина, рукой заслонив от огня утомленные глаза, он начал диктовать памятную записку для послов, отправляемых в Чигнрин.

Когда канцлер ненадолго останавливался, в напряженной тишине слышно было только осторожное дыхание писцов, которые, согнувшись над листами бумаги, держали наготове гусиные перья.