Переяславская рада. Книга 2

«Мой всемилостивойший и мудрый повелитель! С нескрываемой печалью должен известить тебя, что переговоры с гетманом Украины Богданом Хмельницким закончились для нас поражением, более ощутительным, чем поражение на поле битвы. Хитрости и ловкости казацкого гетмана нет границ. Кроме милых слов, любезных улыбок, доброго вина, даже французского, ннчего мы в резиденции гетмана не получили. Секретарь и переводчик, рекомендованный нам Радзеевским, флорентинец Юлиан Габелетто, исчез еще по дороге в Чигирин. С исчезновением его, как это ни досадно, связываю я то, что о всех подлинных намерениях наших гетман Хмельницкий хорошо осведомлен. Иезуит Оливерберг де Грекани пребывает за железною решеткой, и надежды на его освобождение мало. Более того, если бы и был он на воле, то еще не известно, кому жe он искренне служит — нам, полякам или гетману. Одно достоверно — от Москвы гетман Хмельницкий не отступится и помощь войскам против Москвы не даст, скорее сам пойдет на нас войной. Уговаривал нас все время гетман, чтобы мы с московитами заключили мир и сообща воевали бы против турок. Полагаю, нам такие замыслы его на руку, и высокородный господин кавалер Готард Веллинг не замедлит, чтобы турки в Стамбуле вскорости об этом узнали. Не изволь, мой светлейший повелитель, гневаться на меня за неудачу переговоров; удивления достойно, но неоспоримо: пыне Украина — держава великая, богатая и не отлучная от царства Московского, и принудить ее стать своею провинцией можно, только применив силу. Но удостоверился я, что на силу будет отвечать гетман силой же — так есть ли нам выгода воевать на две стороны? Представляю эти мысли на твой светлый суд и льщу себя надеждой в иедолгом времени своими глазами увидеть тебя и на словах доложить то, о чем на письме сообщать небезопасно».

...Уехали из Чигирина шведские послы.

Вскоре после того явился льстивый Осман-паша. Этот вроде бы только в гости приехал. С ним пока дело имел только гетманский кухарь Цимбалюк. Ежедневно варил ему плов с бараниной и жарил на сковороде карасей в сметане. Посол попивал медок, хвалил карасей из тясминских вод и, щуря узкие глаза, присматривался ко всему, что происходило вокруг. Две недели просидел Осман-паша в Чигирине. Кухарь Цимбалюк вечернею порой, разговляясь, как ои сам говорил, чаркой водки, хвалился гетманским слугам:

— Вы поглядите только на басурманского посла — морда какая гладкая стала! Вот откормил кабана!

— Самое время заколоть,— сказал джура Иванко.

Цимбалюк погрозил ему порожней чаркой.

— При гетмане который уже год ходишь, а ума не набрался... Выдумал тоже! Как это можно посла таким способом жизни лишить?

— А другим способом можно? — ехидно спросил Иванко.

Цимбалюк махнул порожнею чаркой, наполнил ее горелкой из скляницы, которую держал в кармане, выпил, поднялся, сказавши:

— Пойду вечерю послу варить.

Но на этот раз Осман-паша дома не ужинал. Стояла на столе в его покое и остывала баранина, а ои сидел и развлекался в обществе послов польского короля — Казимира Бенёвского и Людвига Евлашевского, которые прибыли в Чигирин.

В этот вечер узнали в Чигирине — погиб в битве с поляками наказной гетман, полковник корсунекий Иван Золотаренко.

В этот вечер но прикоснулся к еде гетман Хмельницкий, и зарыдала горько жена гетмана Ганна, и Иван Богун, сидевший за столом, побледнел и отодвинул от себя кубок с вином, услыхав печальную весть.

Слезы бежали из глаз Ганны, а она все крепче прижимала руки к груди. А Хмельницкий говорил с гневом:

— Господи! Смерть точно договор заключила с панами-ляхаыи!

— Вечная память и слава храброму рыцарю! — отозвался тихо Богун.

Ганна поднялась и вышла из горницы.

Хмельницкий проводил ее тревожным взглядом.

— Пусть поплачет наедине. Любила она его сильно,— сказал Хмельницкий.— Эх, не ко времени смерть твоя, друг Иван! Жить бы тебе да жить...

Долго продолжалось молчание. Погасли свечи в канделябрах, но гетман удержал руку Богуна, когда тот хотел зажечь огонь. Вздохнув тяжело, заговорил:

— Осман-паша не для развлечения сюда прибыл. Это нужно хорошенько понять. Тебя, Иван, позвал, чтобы ты о том знал. Выводи свой полк на травяные корма, в южные степи. Крепко стереги все дороги из Крыма, чтобы и заяц не проскочил. Мартыну Пушкарю, Осипу Глуху уже отписал. Они выступят тебе на подмогу. А мне здесь, видно, назавтра с панами поляками хлопоты начинать. Иди, Иван, отдохни, а поутру выступай. Будь здоров, брат.

Поцеловал Богуна в губы и вышел. Богун в темноте нашарил свой кубок и выпил его до дна.

— Славный рыцарь был Золотаренко,— произнес он вслух, выходя из горницы,— храбрый воин!

...На следующий день, едва только Хмельницкий прибыл в канцелярию, Капуста положил перед ним на стол челобитную негоцианта Вальтера Функе, задержанного в Чигирине за недозволенную скупку железа и перепродажу его татарам в Крым. По этому же делу должен быть в ответе купец Гармаш Степан да шведский негоциант Адам Виниус.

— Купца Виниуса придется отпустить, матери его копинька, а Гармаша судить согласно моему универсалу.

Хмельницкий коснулся рукой челобитной Вальтера Функе.