Переяславская рада. Книга 2

Причалили челны. Выбрались на берег. От ветра шатались. Гуляй-День взглянул на двух ослабевших казаков и всплеснул руками от удивления. Стояли перед ним Нечипор Галайда и Семен Лазнев, взявшись за руки, поддерживали друг друга плечами.

Долги были муки пленников в татарской неволе, да короток рассказ. На треногах в котлах варились уха и саламата, казаки уселись вокруг костров, слушали страшные речи про полон, про муки и обиды. Мрачнели лица у низовиков. Нечипор Галайда вытащил из-за пазухи гайтан, отвязал тряпочку от нательного креста и высыпал себе на ладонь стертую в пыль горсточку земли, которую наскреб под Казикерменом.

Низовцы с уважением глядели на Галайду, внимательно слушали его.

— Вот эта горстка родпой земли была для меня единой радостью и утехой. С пето легче сносил муки и обиды. Прикоснусь к ней рукой — и вижу перед собой просторы наших степей, белые стены хат, пыль над дорогами, мальвы у тына, слышу плеск днепровских волн, шелест яворов над водою...

Влажными глазами глядел Нечипор на серую горсть истертой в пыль земли. Отошел в сторону, кинул в степь. Ветер подхватил и развеял пылинки.

— Спасибо тебе, родная земля... — тихо проговорил Нечипор Галайда и почувствовал, как сердце его захлестывает теплая волпа.

Тогда следом за Галайдой многие казаки и посполитые, те, кто взял с собою в полон горстку родной земли, начали высыпать ее здесь, на днепровском берегу.

— Славно поступили, побратимы,— взволнованно молвил Гуляй-День,— не оставили родную землю в чужом краю. Отблагодарит она вас за это, земля наша родиая.

Семен Лазнев молча уставился взглядом в синюю даль майского дня. Снова возникло в памяти недавнее былое. Видел перед собою горестное лицо Надийки, и сердце пролизывала едкая боль, которую — знал хорошо — никогда и ничем не утолить.

Нечипор, догадавшись, о чем задумался его побратим, только руку ему на плечо положил, но и у самого горько было на душе. Не дождалась воли Мария, терпит муку и обиду где-то в чужом краю, не лучше ли было и ей. как Надийке, найти себе вечный приют на дне морском?

Уже обо всем переговорено было меж давними побратимами. Знали уже о горе каждого и Гуляй-День, и Семен Лазнев, и Нечипор Галайда. Хотел было Федор Подопригора развлечь товарищей веселой песней, но не родила она улыбки на крепко сжатых, искривленных горем губах.

Жадно расспрашивали вызволенные невольники: что на Украине? Узнав, что комиссары польские попросили мира, что гетман мир подписал своею рукой и установлены новые рубежи, обрадовались казаки и посполитые.

— Лишь бы только спесивая шляхта на этом успокоилась,— заметил Печнпор Галайда.

— Шляхте верить — все равно что мачехе,— откликнулся Подопригора.

— Может, потому гетман и повелел нам домой не ходить, а ожидать его приказа здесь, на Низу?

— Где же все войско? — спросил Галайда,— Наш Уманский полк?

— Войско на южных рубежах стоит, чтобы из Каменца турки не лезли. Несколько полков на самом Сане стоят — шведских королевских солдат сдерживают. Часть еще на Белой Руси. Дело большое, есть что оружному человеку оберегать. А твой Уманский полк под Винницей...

Нечипор Галайда перебил Гуляй-Дня:

— А полковник Богун где?

— Богун там, где опасность. Тяжко стало на юге — послал его туда гетман, а после зашевелились ляхи за Збручем — туда пошел с полками. Где теперь, не знаю,— пояснил Гуляй-День.

Гуляй-День спросил Семена Лазнева:

— На Дон пойдешь?

— Нет, брат, мне теперь Днепр, как и Дои сродни: на этой земле жила моя Надежда.

— Наша надежда — воля,— заметил Подопригора.

Притихли у костра. Нарушив молчание, Хома Моргун запел.

Степ та воля —

Козацькая доля:

Немаэ степу та полi —

Нема в козака долi

— Теперь все посполитые такой доли хотят,— тихо проговорил человек в драной сермяге.

— Обещал когда-то Хмель всю Украину в казачество обернуть, всех нас казаками сделать,— задумчиво заметил Гуляй-День.

— Не захотят того паны,— решительно молвил Нечипор Галайда.

— Польские? — спросил Хома Моргуп.— Что нам польская шляхта! Небось выгнали ее, так и скажем ей словами гетмана Хмеля: сидите, ляхи, молчите, ляхи, пока мы вас за Вислой не достали,

— Не только польским — и нашим панам не с руки, коли все посполитые перейдут в казачество,— снова заговорил Галайда.

— Ты, я вижу, панов хорошо знаешь,— пошутил Подопригора,

— Видать, с ними компанию водил,— со смехом вставил Моргун.

— А как же! — согласился Нечипор Галайда.— Папскую натуру хорошо знаю. И своих и польских... А теперь еще басурманских узнал.

— Пожалуй, без тебя пан Потоцкий и за стол не садился. Чуть только принесут жареных куропаток да венгерского вина, так и приказывает: «Зовите, слуги мои верные, казака вольного Галайду Нечипора».

Нечипор улыбнулся, молча покачал головой. Пусть Подопригора развеселит товарищей. А тот не унимался: