Читаем Переяславская Рада (Том 1) полностью

Незаметной, казалось бы, на первый взгляд, а в действительности весьма значительной и влиятельной особой в окружении гетмана является его казначей Крайз. Он ведает сбором податей с посполитых и пошлины с торговых людей в казну гетманской канцелярии. Рассказывали мне, что, после того как Крайзу удалось привести в порядок средства для ведения гетманских дел, гетман начал приязненно относиться к нему и назначил также своим личным казначеем. Крайз держит себя весьма осторожно. Старается приобрести друзей из числа гетманской старшины. Мне случилось не из одного только любопытства познакомиться с ним. Я пригласил его к себе в гости. Надо сказать, что мое представление о его чрезмерной осторожности было несколько преувеличено. Мы быстро столковались. Немец откровенно заговорил о своих связях в Варшаве. О супруге гетмана отзывался непочтительно, но подчеркнул, что она имеет большое влияние на Хмельницкого, что гетман любит ее без памяти и готов выполнить любой ее каприз. Немец хвалил Ивана Выговского, советовал подружиться с ним. Беседа с Крайзом еще более укрепила мое убеждение, что он при особе гетмана возник не случайно и, конечно, не по своей воле. Впечатление таково, что Крайз, несмотря на свою кажущуюся малозначительность, умело и хитро опутывает гетмана. Мои люди рассказывали мне, что в городах и селах о гетманском управителе говорят дурно, клянут его последними словами... Но разве не известно с давних пор, что людям, подобным Крайзу, страшны не проклятия, а одна только виселица?..

И ю н ь, в о с ь м о г о д н я. Беседовал с московским послом, думным дьяком Григорием Богдановым. Думный дьяк человек осторожный и красноречием похвалиться не мог бы. Сдержанно рассказывал, и так же сдержанно расспрашивал. Единственно, что ясно из беседы с ним, – царь Алексей Михайлович не примирится с завоеванием поляками Смоленска. Москва считает пребывание Смоленска под польской короной явлением временным.

Коснулся возможности наших торговых отношений с московитами. Богданов отнесся весьма благожелательно.

Днем видел также Выговского. Писарь в присутствии Капусты говорил со мною нарочито холодно. Когда Капуста оставил нас вдвоем, поведение генерального писаря сразу изменилось. Видимо, Капусту он не любит и несколько побаивается. Генеральный писарь пытался выяснить, достаточно ли внимательно и серьезно венецианское правительство относится к гетману Хмельницкому. Конечно, я намекнул, что гетман как самостоятельная сила долго не удержится. Выговский живо отозвался на мое предположение и сразу сказал:

– Я сторонник того, что гетман должен искать сильную руку и мощную поддержку. Есть великие властители, которые могли бы притти к нам на помощь, – загадочно закончил он.

Я открыто спросил, кого имеет в виду генеральный писарь. Он уклончиво ответил:

– Таких немало, хотя бы и султан.

– А Москва? – спросил я.

– О Москве гетман тоже думает, только, по-моему, с Москвой нам не по пути...

– А что вы считали бы более благоприятным? – продолжал я спрашивать.

Он помедлил и, любезно заметив, что я подлинно благородный посол и что он верит моему слову, попросил меня замолвить слово в Варшаве королю Яну-Казимиру, на милости которого он уповает. Именно на него он надеется.

Эта беседа знаменательна. В окружении гетмана не все чисто, и единодушие его сената часто мнимо. Я пообещал исполнить просьбу Выговского. На этом мы расстались. На прощание он еще предупредил меня, чтобы я был осторожен в переписке: Капуста повсюду имеет своих людей и обо всем разузнает".

На этом заканчивались записи в дневнике. Альберт Вимина прочитал их внимательно. За скупыми строками стояли толпой воспоминания, на основе записанного мысль дорисовывала то, о чем не следовало писать, что надо было крепко держать в памяти. Некоторые события, какие произойдут, видимо, уже после его приезда в Варшаву, а то и в Венецию, он мог бы предсказать и теперь. Вимина довольно улыбнулся. Потер руки и спрятал на потайное дно шкатулки свой дневник.

Глава 13

После отъезда Вимины гетман говорил со своим казначеем. Крайз стоял у порога, склонив голову набок. Он выслушивал вопросы гетмана и почтительно давал ответы. Да, деньги поступают в личную казну гетмана в нужном количестве. Золото, как и приказал гетман, отправлено в Субботов. Место, где спрятали, как приказал гетман, известно только гетманичу Тимофею.

Посполитые платят подати гетману исправно. Внесли все поборы.

Хмельницкий задумался. Крайз молчал. Какую-то неприязнь чувствовал гетман к угодливому и сметливому немцу. Но Хмельницкий отогнал это чувство от себя. А что, в конце концов, от Крайза требовать? В денежных делах разбирается. Да и то, что Елена рассказала сегодня о замечании, сделанном ей Крайзом, свидетельствует о его преданности. Хмельницкий кивнул головой.

Крайз поклонился, однако не уходил. Хмельницкий спросил:

– Еще что-нибудь есть ко мне?

– Да, ясновельможный пан гетман. Не мое это дело, но я должен сказать, ибо вы так милостивы ко мне, что и не ведаю, чем вас отблагодарить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза