Переяславская Рада (Том 1)

Хан творил намаз и беседовал с аллахом. Мирская суета осталась за порогом. Тут, в обширной опочивальне, под голубым потолком царили спокойствие и мудрость. Хан совещался с аллахом. Хмельницкий – гяур и шакал, наиневернейший среди неверных, снова звал его в поход. Султан приказал итти. Приказал, потому что султану Мохаммеду важно обессилить Польшу, выдавить, как лимон, хана. Султан воевал с императором Фердинандом и венецианским дожем. Польша не должна была вмешиваться в эту войну. Пусть с ней воюет Хмельницкий, пусть хан помогает Хмельницкому. Аллах слушает мудрые мысли хана. Но аллах молчит. В сердце хана нет спокойствия. Всякий раз, как он идет в поход вместе с гяуром Хмелем, он теряет покой. Всякий раз он ждет ловушки. Но благодаря визирю, хитрому и лукавому Сефер-Кази, хан все же выигрывает... И на этот раз визирь придумал ловкий выход. И на этот раз лиса Сефер-Кази держит в своих руках мудрого и храброго хана.

Нерушима на голубом потолке звезда вечности, как нерушима вера хана в свою мудрость и силу. Мулла жует беззубым ртом, шлепает губами. Это раздражает хана. Но он не может запретить этого мулле. Фатулла ближе к аллаху, чем хан, и в этом его преимущество. Кроме того, мулла Фатулла всегда заблаговременно доносит хану о замыслах и намерениях его визиря, и хан поэтому держит муллу при себе, не зная, что точно так же доносит мулла визирю о намерениях и замыслах хана. У муллы одна забота: спровадить в ад хана и его визиря и сделать властителем Крыма ханского брата Нураддина.

...Плывут мгновения. Но это за стенами дворца. А здесь, во дворце, в опочивальне с голубым потолком, тишина, спокойствие, вечность. Тут царят звезда вечности Альдебаран и всемогущий повелитель Крымского ханства, Ислам-Гирей III, которому платят дань короли и господари, который одним взмахом руки может послать трехсоттысячную орду на север, на запад, на восток, жечь и губить города и села, вытаптывать нивы, сажать на кол десятки тысяч неверных, брать богатый ясырь. Все это может совершить хан Ислам-Гирей III.

Но, беседуя с аллахом, хан должен признать (конечно, он не сделал бы этого на людях), что у него на сердце неспокойно с той поры, как Украина избрала гетманом этого проклятого Хмеля. Тревожно у хана на душе. Опасен Хмель! Хмелю не скажешь: «Плати дань, давай ясырь, пришли в мой гарем сотню самых красивых девушек».

Хмель набирает силу, как орел высоту. Хан зорко следит за чигиринским орлом. Ему известно, куда смотрит Хмель. На север! Москва – надежда Хмеля.

И если Хмель будет с Москвой – конец могуществу Крымского ханства. Хан спрашивает аллаха: как быть? Аллах молчит. Молчит звезда вечности. Только в торжественной тишине слышно, как шлепает губами мулла Фатулла.

Закончена вечерняя молитва. Фатулла ушел. Хан хлопает в ладоши и приказывает явиться старшему евнуху своего гарема.

...Селим падает на колени перед ханом.

Чем верный слуга может порадовать своего господина? После многотрудного дня, после мудрых государственных дел, не пора ли вдохнуть запахи роз и горечь миндаля, которыми дышат груди прекрасных жен ханских?

Триста красавиц ожидают счастливого мгновения, когда великий хан прикоснется к ним. Витиевато и льстиво говорит евнух Селим. Не слова сыплются с его уст – льется мед. Вздрагивают ноздри хана, сладостная тревога наполняет тело. Евнух перечисляет имена и приметы ханских жен. Но лицо властелина покрыто завесой равнодушия.

Евнух вспоминает. Есть одна, которой еще не касалась рука хана. Уста ее как два нежных лепестка розы, грудь затаила в себе прохладу виноградных гроздий...

...Забегали сейманы по длинным темным переходам ханского гарема.

Забегали евнухи, старшие, младшие. Засуетились и забеспокоились старые жены хана.

Под наблюдением Селима Катерину купали в голубом мраморном бассейне.

Два евнуха держали за руки, чтобы не утопилась, чего доброго, третий мыл, натирал пахучими травами, от которых тело покрылось пеной, потом ополаскивал ее водой.

Катря бессильно стояла в воде. В глазах застыл ужас. Дыхание со стоном вырывалось сквозь раскрытые, потрескавшиеся губы. Ее вывели из бассейна. Силой положили на ковер. Старые ханские жены натирали ее благовониями. Турчанка Фатьма, старейшая жена хана, приговаривала:

– Глупенькая, не бойся. Понравишься хану, – осчастливит он тебя.

Великая честь выпала тебе.

Катря оттолкнула Фатьму. Закричала. Евнухи схватили ее за руки, повалили на пол. Селим визжал:

– Осторожно! Не причините ей вреда!

Катря билась головой об пол. Но под головой были толстые ковры. «Если бы камень!» – промелькнула горькая мысль. Кричала, звала Мартына. Знала – начинается самое страшное, то, о чем она с трепетом думала долгие дни и ночи. Неужели не миновать ей позора? Ее держали за руки, за ноги, держали за голову, – только сердце было свободно, только сердце и мысли. От этого было еще страшнее. Фатьма приговаривала:

– Не брыкайся, как коза, покорись хану и будь ласкова с ним.