– Почему постановку? Ты купишь книги, ты их и сдашь. Всё по правде!
– Да где же я их куплю?
– Постараешься, сумеешь, найдёшь. Ты недооцениваешь свою популярность. Просите и обрящете.
– Хорошо, сделаю.
В самом деле, не проблема. Дам сеансы в издательствах. Или для работников торговли. Да просто попрошу, язык, чай, не отсохнет. Но, скорее всего, потрачу сотню-другую чеков той самой категории «Д», чтобы не хлопотать. Самое простое решение.
И я потянулся за свежим «Поиском».
Ольга дала журнал. Потом снова заглянула в портфель.
– Вот, почитай, – она вытащила папку.
– Что это?
– Повесть. Небольшая.
– Кто написал?
– Мозес. Джошуа Мозес, – и Пантера с Лисой опять переглянулись.
Я взял папку, раскрыл. Сотня машинописных страниц, не такая уж маленькая рукопись.
«Тайна плантатора Иглесиса».
Глава 15
Чижик и Перелётная Птица
– Аркадьев уезжает, – сказала Ольга.
– Знаю двух Аркадьевых, старого и молодого. Скучать не буду ни о ком.
– Молодой!
Старый Аркадьев – профессор, молодой – доцент. Оба преподают на кафедре общественных наук нашего института. Династия, да. Но если среди сталеваров, хлопкоробов или животноводов трудовые династии приветствуются, то в науке не всё так просто. Никто не протестует, если отец и сын работают в одной колхозной бригаде трактористами, или на одном заводе токарями, а вот если на одной кафедре одного института профессором и доцентом – это попахивает семейственностью. Недовольных немало. Ищут справедливости, пишут и анонимки, и нет. Потому старый Аркадьев заявил, что в будущем году, семьдесят седьмом, уйдет на заслуженный отдых. Вот подготовит кафедральный сборник научных работ к шестидесятилетию Великого Октября – и уйдёт. Потерпите самую малость.
Руководство института потерпеть согласилось, у самих дети есть. Но, видно, что-то пошло не по плану, если молодой Аркадьев уезжает. Видно, пытался устроиться доцентом в другие вузы города, но безуспешно, вот и поедет туда, где есть доцентская вакансия. Ну, я так подумал. И сказал.
– Он уезжает в Израиль! – огорошила Ольга. То есть не огорошила, мне, собственно, до Аркадьевых дела нет. Но слегка удивила.
– А он, Аркадьев, разве…
Ещё на первом курсе старый Аркадьев (он читал нам курс Истории Партии) рассказал, что его предок за участие в декабрьском мятеже был сослан в Сибирь. Столбовой дворянин, он был лишен всех прав состояния, тем самым перейдя на сторону народа.
– Нет. Жена.
– Жена? Ну да, с доцентами это бывает…
О жене доцента Аркадьева я ничего не знал совершенно, о чем не жалел тоже совершенно. Дело не в жене как таковой, просто зачем мне знать о семейной жизни доцентов? Сам я вклиниваться в сомкнутые и тесные ряды профессорско-преподавательского состава нашего института не собираюсь. Хотя, возможно, и сумел бы. Остаться в аспирантуре, защититься, далее ассистент, доцент, и, при известной настойчивости, удаче, а, главное, помощи влиятельных покровителей, годам к сорока и профессор. Профессор Чижик – звучит? Звучит. Но… Но нет у меня желания ни научной работой заниматься, ни учебно-педагогической. Научной – потому что в условиях Черноземска это походило бы на попытки Можайского сделать самолет на паровом ходу. Сегодня исследования в медицине требуют серьезной инструментальной базы, оборудования, с которым в нашем институте, выражаясь осторожно и взвешенно, не вполне благополучно. Сложно у нас с оборудованием. Конечно, диссертации пишутся и защищаются, но большей частью диссертации эти откровенно провинциального уровня. Во всяком случае в тех журналах, что я привозил из поездок, работ наших черноземских доцентов и профессоров не попадалось. Да что черноземских, даже московских – не попадалось.
Хотя, возможно, дело и в секретности. То, что происходит во втором лабораторном корпусе, остается во втором лабораторном корпусе. Космос, анабиоз, мурашки по спине… Есть тайны, прикосновение к которым не обязательно убивает, но наверное делает невыездным. А мне это не подходит. У меня свои мурашки.
Ну, и потом, человеку со стороны прижиться в нашем трудовом коллективе непросто. Даже с покровителями. То есть покровители от нападок-то защитят, но атмосфера будет та ещё. Террариум, да.
– О чем задумался, Чижик?
– О превратностях судьбы. Как же мы теперь без молодого Аркадьева?
– И без старого. Старого Аркадьева тоже не будет. Увольняют. Как можно оставить на кафедре общественных наук человека, сын которого уезжает в Израиль?
– А с чего он, собственно, уезжает-то? Чем он собирается в Израиле заниматься? Преподавать марксистско-ленинскую философию?
В способностях молодого Аркадьева я сомневаюсь. Как не сомневаться, если он путает эйзенахцев с лассальянцами?