Переход

И в окрестных деревнях остались лишь самые немощные — и очень немного людей исключительно трудолюбивых и надеющихся на то, что уж на освобожденной земле они смогут со всеми проблемами справиться. Но «контингент» в целом был ну очень «специфический»: в основном старики возраста сильно за полста лет и столь же древние бабки, присматривающие за малышней лет так до десяти. И как они собираются здесь и сейчас выживать, Алексею было совершенно непонятно…

Однако то, что было непонятно «молодому экс-партизану», было хорошо понятно руководству области — и первым делом в освобожденные деревни была завезена в приличных количествах соль. А еще завезли довольно много бочек, так что оставшееся население дружно занялось засолкой тех же грибов, которых было в лесах очень даже немало. Алексею тоже привезли немаленький такой ящик соли и пяток бочек, и одну девчонки уже успели заполнить грибами — однако все же условия предоставления всего этого были довольно жесткими, все же война — она еще не затихала и кормить стране требовалось очень много народу, так что половину готового продукта требовалось отдать в заготконторы, обустроенные во всех райцентрах. Но это было все же лучше чем ничего — но опять-таки, лишь местами лучше.

Потому что даже грибы собирать было опасно, в лесах валялось очень много всякого крайне неприятного — и почти каждый день кто-то в районе подрывался на разбросанных по лесам минах и снарядах. И парень очень радовался тому, что вокруг его «деревни» боев почти и не было, так что хотя бы здесь никто не подорвался, хотя «шансы были».

Шансов погибнуть было очень много и у самого Алексея — просто потому, что он-то сам за грибами не ходил, но постоянно мотался туда, где бои шли уже всерьез — собирая «битый металл». На гужевом транспорте мотался, так как избытка бензина у него точно не наблюдалось, но и растущая гора всякого железа возле дома у него особой радости не вызывала. Потому что в планах у него было много всякого интересного — но даже заныкать в рембате «дважды трофейную» (а потому неподотчетную) газосварку у него не получилось: ее как раз забрали на обустроенный в Витебске заводик по ремонту сельзозтехники. Очень интересный заводик: сельхозтехники в области вообще не было, а вот заводик по ее ремонту уже был — и на заводе этом из собираемого на полях сражений металлолома рабочие пытались изготовить хоть что-то, в сельском хозяйстве нужное. Первым делом там наладили выпуск лопат, тяпок и кос, а осенью начали и простенькие плуги делать. Потому что товарищ Пономаренко пообещал, что «скоро и лошади будут». Лошадей действительно в середине сентября в деревни привезли: маленьких каких-то и лохматых, но колхозники разбирать их не бросились: очень мало кто успех хоть немного сена для них запасти. С другой стороны и «избытка предложения» не было, на всю область лошадок завезли что-то под сотню…

А приреченцев в сентябре стало больше: мать Яны уговорила перебраться в Приреченское двух баб из своей старой деревни (с пятью мелкими детишками), а еще к Алексею перебрались два демобилизованных (по ранению) бойца из рембата, чьи дома еще оставались на оккупированной территории. Причем бойцы к нему поехали «с умыслом»: Алексей в рембате не только щиты пушечные газосваркой резал, но и пару раз помогал в ремонте разбитых автомобилей — и солдаты решили, что такой умелый парень поможет и им для своих деревень какую-то технику из обломков собрать.

Деревенские бабы с собой принесли всякого очень немного: кое-какую посуду, минимум одежды — и три мешка лесных орехов. И Алексей понял наконец, что означает термин «каленые орехи»: бабы прогрели печку до «хлебного» уровня, а потом лещину просто выдерживали в этой печке чуть больше часа. Пояснив недоумевающему парню, что так орехи (ставшие после такое обработки коричневыми) дольше не портятся и не прогоркают, а если в каком-то вредитель и завелся, то там же и сдохнет, не заразив своими потомками остальные орехи. Очень ценное знание, ведь в окрестных лесах лещины было немало. Точнее, знание это в следующем году скорее всего пригодится — но, как он уже давно усвоил, «лишних знаний не бывает». Знаний — не бывает, но сейчас такие знания были куда как менее важны, чем вопросы прокорма всех приреченцев — да и не только их одних.

Алексей историю изучал довольно глубоко (хотя в основном историю более позднюю, глее-то с середины пятидесятых) и теперь его очень сильно удивляло, что советские историки вообще как-то пропустили те трудности (и героизм людей, с этими трудностями боровшихся), которые возникли на только что освобожденных от фашистов территориях. У людей ведь вообще ничего не было — но они буквально «из ничего» создавали что-то, позволяющее им не только выжить, но и стране — и воюющей армии — много чего дать. А когда он лично все это увидел и прочувствовал, то лишь сильнее захотел этим людям помочь…