Алексей Павлович сам в свое время был в шоке, узнав, что прямых предателей в войну было чуть больше миллиона, а вот дезертиров — больше двух с половиной, и почти все дезертиры как-то быстро организовывались в серьезные такие банды, наводящие ужас на людей — в том числе и в советском тылу. Та же «черная кошка», про которую знаменитый фильм был снят, была именно бандой дезертиров, а уж что они творили в тылу немецком…
Поэтому к «походу за документами Алексея» партии их группы Акулича готовились очень тщательно — а после того, как парень показал свое искусство стрельбы, и ему разрешили «готовиться». И готовился он исключительно тщательно. Хотя бы потому, что успел за прошедшие с момента перехода три дня прикинуть, что до девяноста восьми лет дотянуть в принципе возможно — но для этого требуется раньше этого времени не помереть. А чтобы не помереть, да еще на войне, нужно просто не подставляться под вражеские пули. Конечно, если вдруг снаряд прилетит, тут уж хрен убережешься — но это означает, что просто не нужно ходить туда где снаряды эти летают. А чтобы ходить там, нужно, чтобы тот же лейтенант Плетнев выдал официальный документ о том, что товарищ Херов — именно такой товарищ и есть, семнадцати лет от роду и потому к службе в армии не годный. А еще — ну, на случай, чтобы совсем уже «вжиться в роль» — было бы неплохо и фамилию сменить на что-то более приличное и привычное. Но на фронте это легко проделать только тогда, когда хотя бы комполка тебя нежно любит и уважает — а в свете расследований, запущенных самим Алексеем, отношение ко всем партизанам стало исключительно настороженное. Так что вариантов не оставалось, нужно идти за документом. И идти самому: в свое время Алексей Павлович побывал в этом месте и местные пионеры (они еще были) показали ему обнаруженную в пятьдесят девятом «захоронку». А такую действительно хрен найдешь: ее обнаружили, когда кому-то из мужиков понадобился камень для какой-то постройки и он пошел разбирать развалины церквухи. Тогда — разборку прекратили и даже доску мемориальную на развалину повесили…
Когда Алексей Павлович первый раз приехал в эту деревню, какая-то древняя старушка, виляя его интерес к мемориалу, рассказала, что весной сорок второго какие-то пионеры встретили на дороге неподалеку немецкую пехотную роту. Двумя пулеметами встретили — но пионеры не рассчитали того, что за пехотинцами шли два фашистских броневика. Троих — двух девчонок и парня — пулеметчики немецкие положили на месте, а один вроде смог убежать в лес, но последовавшие за ним солдаты с довольными мордами рассказали, что загнали его в болото и там утопили. Кто были эти пионеры — до пятьдесят девятого никто и не знал, а когда нашли в развалинах церквухи коробку с документами, то имена их на мемориальной доске и поместили. Собственно, поэтому Алексей Павлович эту информацию и нашел — но теперь ему предстояло «взять на себя» подвиг тех пионеров. Не ради славы, а ради того, чтобы выжить. И тем принести стране очень много пользы в самом ближайшем будущем. Да, уже «в другой реальности», но все же…
И пользу он приносить начал сразу же. Для похода за документами он изготовил приличные такие маскировочные комбинезоны класса «леший’Ю винтовку под себя подогнал. Даже не винтовку, а карабин мосинский, к которому успел изготовить глушитель и переснарядить два десятка патронов. Когда лейтенант Акулич с сильным таким подозрением поинтересовался, 'что за диверсию Алексей затевает», тот ему показал, выстрелив из винтовки с глушителем доработанным (и теперь уже дозвуковым) патроном в мишень, расположенную в паре сотнях метров. Осназовец конструкцию оценил и поинтересовался, как быстро все оружие группы так же доработать получится.
— Долго, товарищ лейтенант, очень долго. У меня только на переделку одного патрона минут двадцать уходит, а словами я вам вряд ли все объяснить смогу. То есть быстро не смогу, а как вернемся, я вам все обязательно покажу, расскажу, научу обязательно. Когда выходим-то, завтра?