Переход

— Если объявим о созыве сегодня — а мы объявим — то сессию проведем тридцать первого марта. Закон нарушать не будем…

— Но и тянуть резину тоже, — резюмировал Иосиф Виссарионович. — Переходим к следующему вопросу… а вы, Николай Михайлович, собирайте Президиум, время действительно не терпит…

Алексей не знал, почему Пономаренко не велел своим специалистам расспрашивать его об «источниках информации», просто принял это, как какую-то хитрую игру партийного руководителя — а причина была совсем иная. Когда Пантелеймон Кондратьевич «добывал» ему орден, он в Москве практически случайно пересекся с Лаврентием Павловичем и поинтересовался, зачем так срочно тот разыскивал какого-то вчерашнего школьника. А Лаврентий Павлович ему и рассказал:

— Он не совсем простой школьник, у него память странная.

— Это верно, но если два года просидеть в лесу, причем точно знаю, что толпы врагов просто мечтают тебя найти и уничтожить наиболее зверским способом, то станешь странным…

— А я про другое сказать хочу. Этот парень очень много полезного запоминает…

— Ну да, и потом запомненное делает. Трактора у нас сделал, потом с кислородом всякого навнедрял.

— Вот именно. Но память у него… Александр Лурия, который наблюдает этого циркача Шершевского, говорит, что такие люди — они вроде эйдемиками называются, и непонятно, это болезнь или дар божий — запоминают не больше, чем другие люди, просто они запоминают не то и не так. Тот же Шершевский, например, даже лица людей запомнить не может, а профессора от прочих отличает исключительно по халату. Так я вам вот что сказать хочу: эти эйдемики как правило не помнят, откуда у них та или иная информация, и главное — они не помнят о том, что именно они не помнят. А если их об этом начинать расспрашивать… Профессор Лурия сказал, что они станут пытаться это вспомнить, и настолько сильно на этом сосредоточатся… Короче, если у этого вашего странного молодого человека спрашивать, откуда он то или иное знает, то он скорее всего через несколько дней просто спятит. Окончательно и бесповоротно.

— Спасибо, что предупредили, а то я хотел у него кое-что уточнить…

— ПО фактам его можете расспрашивать сколько угодно, и он все, что знает, вам расскажет. Причем, что особенно интересно, расскажет именно то, что знает, эти эйдемики не умеют что-то выдумывать или врать. Так что их и проверять особо не нужно — но вот спрашивать откуда он что-то знает, я бы не рекомендовал.

— Спасибо, вы меня успокоили. Мне-то вообще неважно, откуда человек что-то знает… но да, другим я тоже об этом расспрашивать его запрещу. А вы тогда за ним здесь, в Москве проследите, он сейчас сюда учиться приехал.

— Да, об этом мне известно. И мы за ним проследим… ненавязчиво.

В начале марта заработала Витебская ГЭС. Точнее, на ней заработал один генератор «для внутренних нужд станции» на тысячу двести киловатт мощности и первый гомельский агрегат мощностью уже в семь с четвертью мегаватт. Вроде и немного, но город теперь засиял электрическими огнями. То есть он и раньше потихоньку сиял, так как в дома электричество подавалось от заводской электростанции — но теперь электричество в розетке было по двадцать четыре часа в сутки и даже улицы ночами освещались лампочками, висящими на столбах. Довольно редкими лампочками, но теперь по большинству улиц можно было и в темноте пройти без риска переломать ноги. До конца года на станции предполагалось поставить еще пять «больших» агрегатов — но республике все равно мегаваттов сильно не хватало, и Пантелеймон Кондратьевич сильно напряг своих энергетиков на предмет получения дополнительной «бесплатной» энергии. Неплохо так напряг, эти энергетики наметили постройку еще трех станций только на Двине, а одну (и опять «межколхозную») возле Полоцка уже и строить начали.

Благо, на такие стройки цемента в республике уже хватало. Оршанский известковый завод уже запустил четвертую цементную печь, а еще две практически достроили в Смоленской области, и товарищ Дедов, эту стройку у «соседей» инициировавший, заранее договорился, что пять лет четверть продукции нового цементного завода пойдет в Белоруссию. Вроде как в качестве оплаты «за топливо»: рядом со Смоленской областью у села Великий Мох уже достраивался новый газовый завод, работающий на местном торфе, откуда уже был проложен газопровод к Кричеву, а теперь срочно тянулась и двадцатикилометровая труба к смоленскому ПГТ Шумячи. С трубами было в стране все же напряженно, но Пантелеймон Кондратьевич как-то договорился о поставке полусотни километров труб из Германии…