Переход

Первым на подворье вырвался «каркающий». Хищно втянув ноздрями воздух и оглядевшись, он сделал несколько замысловатых движений руками, будто тесто месил. После по-боксерски покачал шеей, словно пытался заставить ее хрустнуть, и растер ладонями уши и нос.

«Вроде не зима, – удивился Трифоныч. – Чего это он?»

То, что произошло после, повергло наблюдателя в крайнее удивление.

Мужчина нагнулся, уперся ладонями в землю и… встал на руки. Нет, конечно, хозяин слышал про циркачей и акробатов, но живьем такое видел впервые.

«Надо будет потом попробовать», – подумал он, а сам уже тоже растирал нос и уши.

Но, слава богу, хватило ума не корячиться на полу. Решил про себя: «Не удалось мне с вами дважды разговориться, нечего третий раз судьбу пытать!»

Пробежала на задворки огорода дамочка в спортивном трико. Минут через десять она вернулась и заговорила о чем-то с мужчиной. Судя по обрывочным взглядам на дом, мыли кости ему.

Ну и пусть! Уйдут сегодня – и скатертью дорога!

Так и просидел бы Трифоныч, наблюдая за постояльцами до вечера и собирая по крупицам растраченный вчерашний пыл, если бы где-то около одиннадцати тридцати не затарахтел мотор.

– Не наш, похоже, идет, – забормотал под нос старик, – не усть-баргузинский…

На подворье вышел парень с навьюченным сидором, и Трифоныч понял: пора выбираться.

Общественную должность сторожа на пристани, исчезнувшую в водовороте перемен, Трифоныч получил еще при коммунистах. Сейчас он, естественно, в штате не числился, но продолжал ощущать себя какой-никакой властью. Опять же при отсутствии мест в поселковой гостинице – приработок, да и дом служебный в наследство достался.

Натянув кирзовые сапоги и приосанившись, старик еще раз потер нос и уши. Как-то даже бодрее стало. Или показалось?

– Привет, Петр Трифоныч! А мы все думаем, где ты! – радостно улыбнулся «каркающий».

– Здравствуйте! – степенно ответил хозяин. – Уезжаете?

– Ну да. Мы еще что-то должны?

«Про золото рассказать…» – ехидно буркнул про себя Трифоныч, а вслух проговорил:

– Если соберетесь еще, милости прошу. Все было хорошо.

– Ну, тогда не побрезгуйте, Петр Трифонович, мы часть продуктов вам оставили. Нам сейчас пешком идти, а набрали – не унесем. Лишний вес, а вам не помешает.

– Ну, хм… – смутился хозяин. – Оно конечно, выбрасывать-то не по-людски.

– Вот и ладно, – обрадовался мужчина, – а то у нас с нашими проблемами даже чаю попить вместе не вышло.

– Да что там! – великодушно махнул рукой Трифонович. – Еще заедете.

– Да уж заедем, – эхом отозвался гость.

Со двора пошли вместе.

Облеченный призрачной властью, хозяин пристани шел чуть впереди, твердо ступая рубчатыми подошвами по грунтовке.

– Все, что оставили, на столе лежит, – уточнила женщина.

Трифоныч ее не слышал – он разглядывал «казанку», на которой пришел перевозчик. Номера иркутской стороны. На румпеле – молодой бурят.

– Сан[27], – поприветствовал лодочник Яшка старика в фуражке с якорем.

– Сам ты сан! – пошутил Трифоныч.

Бурят улыбался.

– Давайте быстрее, пока погода, однако… Дед с нами идет?

– Нет! – отбросил такую беспокойную перспективу мужчина. – Пристань-то на кого оставлять?

– А эта должность, чего, и сейчас есть? – удивился лодочник.

– Не только пристань осталась, но и дом конторский. Соответственно и обязанности, – важно поправил фуражку Трифоныч.

– Ну что, дед, пока! – протянул широкую с короткими пальцами ладонь мужчина.

Ему чем-то импонировал этот чудаковатый старик. При виде его отец вспоминался. В свое время не смог побывать на его похоронах, отрабатывая затяжную командировку. Сильно его это мучило.

– Прощевайте! – Петр Трифонович потер руку о пиджак, и рукопожатие состоялось.

– До свидания! – сунула в свою очередь узенькую ладошку женщина.

Двоякие чувства раздирали Трифоныча. Вроде на вид и нормальные люди, но что-то все время не так. Может, виновата их закрытость, неискренность?

Молодой не прощался. Он уже сидел на корме, около японского двигателя, и глядел вниз по течению Баргузина.

Компания наконец-то устроилась в лодке. Трифоныч отдал конец. Бурят привычно нажал на кнопку стартера, и «японец» жирно зачавкал на холостых оборотах.

– Пока, дед! – «каркнул» еще раз мужчина. Лежа на вещах в кормовой части лодки, он поднял руку.

Щелк! – включилась скорость.

Груженая лодка тяжело вышла на глиссер в направлении устья Баргузина.

Оглянувшись, женщина увидела сухонькую фигуру старика с развевающимися фалдами пиджака и в капитанской фуражке. Он стоял сложив руки на груди, и было в этом что-то символическое. Неожиданно мелькнула мысль о памятнике утерянных профессий великой в прошлом державы.

«Так и будут стоять они на своем посту, хотя никому это сейчас не нужно… Впрочем, как и поход сегодняшний, – терзалась Анна Иосифовна. – Пожалуй, только Ваня не сомневается. Новое поколение всегда в „своей тарелке“. Помрем мы – и морали капут».

– Конец морали нашей! – будто услышал ее Борис Петрович. – Ваньке хоть бы хны, а я все совестью маюсь с этой государевой идеологией…

– Не рви душу! – воскликнула женщина. – Решили – значит, идем…

Бо́льшую часть пути шли молча.