Переход

– Лагерь нашли? – прервал паузу Мишка.

– Не искали, – отозвался Борис Петрович.

– А что еще есть?

– Золото. – С этими словами он махнул направо.

Там, на фоне серой скальной породы, ярко желтела куча самородков, будто специально вываленная из грузовика.

– Мы килограммов триста в палатку утащили, но сегодня обратно понесем. Не сработал камень. Может, поэтому?

Мишка ничего не ответил – он шел к золоту. Куча ждала, тускло переливалась и «принадлежала» лишь ему одному. Ему, но только здесь.

Бесполезный клад – или умри рядом, или уходи пустой! Хотя и пустому еще уйти надо!

Появилось ощущение близкого решения проблемы, но ухватить за кончик хвоста эту «птичку» опять не получилось.

Талисманы на Мишкиной груди «молчали». Золотая лихорадка проявилась, но без сумасшествия. Вроде как в музей пришел, где трогать ничего нельзя.

Он сел рядом с камнями. Осмотрелся. Заманчивые самородки лежали друг на друге.

Груда золота дело свое все-таки сделала, и Мишку неожиданно скрутила жадность. Но перебирать слитки он не стал.

«Понемногу привыкать буду, – сказал, глядя на золото, мальчишка. – Потом в гости к тебе приду. Один».

Встал и увидел, как Юрка с парнем и женщиной пересекали долину.

– Они сегодня осмотрят всё до конца, – пояснил Борис Петрович. – Чтобы больше к этому не возвращаться.

– Останки Антонио обыскивали? – спросил дядька.

– Нет.

– Ладно, хоронить будем – сам гляну.

– А где же у них лагерь стоял?

– Где-то рядом должен быть, – ответил Иван. – Давайте вдоль стены пройдемся. Вдруг пещера какая-нибудь или ниша.

Троица двинулась гуськом вдоль скалы по направлению к палаткам. Идти всего ничего – метров триста – четыреста.

Шагов через сто наткнулись на сильно закопченную скалу. Издалека чернота сливалась с естественным цветом камня. У подножия, как и полагали, оказалось кострище, а за ним какая-то щель.

Получалось, огонь жгли на входе.

– Что жгли? Дров-то нет!

– Наверное, палатку или черенки от лопат с топорами. По-моему, на фотографии шанцевый инструмент лежал, пара вязанок – на раскопки же собирались, – рассуждал Петрович.

– Пожалуй, – поддержал его мнение Иван, пытаясь втиснуться в нишу, но живот не позволял.

Мишка глянул на дядьку и понял: эта задача для него невыполнима, разве что Борис? Но отдавать первенство парню не хотелось.

– Фонарик есть? – спросил он.

Петрович молча протянул черный цилиндрик.

Мишка посветил внутрь и только потом скользнул в расщелину. Ниша оказалась глубиной метра три. Высотой полтора. Широкая. В дальнем углу навалом лежал бутор.

Паренек присел и стал осматриваться. Увидел топоры без ручек и лопаты без черенков, ружья без прикладов.

«Вот эти деревяшки на костер и пошли», – понял мальчишка.

На другой стороне у стены валялась сумка с ремнем. Мишка поднял ее и открыл. Внутри оказалась тетрадь со знакомым почерком Антонио Загиреса.

Глава тридцать седьмая Невидимка

Неприкасаемость и дневник испанца

Второй поход Анны Иосифовны и Вани в долину ничего не дал. Они пересекли ее вдоль, прошлись поперек и по периметру, но ничего интересного не нашли, за исключением банального золота на каждом углу.

Мишка признаков «лихорадки» ни у кого не заметил и решил, что все уже наелись «золотых» впечатлений. Пару раз молился своими словами. Сильно не хотелось ему оказаться в состоянии подергиваний и оглядываний, как остальные.

Иван-маленький как узнал, что Птахина «местный колорит» не берет, начал делать фотоснимки. Оказалось, вокруг него нет ни шаров, ни призраков.

Съемка в движении показала: скользящие субстанции его обтекают, четко высвечивая контур. Все это сильно напоминало фотографии ауры в Иркутском салоне диагностики кармы.

Мишка назвал эту свою особенность «мистическими доспехами» и с важностью обсуждал ее со своими партнерами, которые наконец-то поверили в его паранормальные способности.

Однако придумать, как всех отсюда «вытащить», ему не удавалось. Догадка все время витала где-то рядом. Мало того, появилось состояние – «я это знаю, но сформулировать не могу». Мозг кипел-скрипел, но все безрезультатно.

После обеда пошли к жертвеннику.

Борис был прав: тот оказался каким-то потухшим или, наоборот, необкатанным – вроде двигателя, что ни разу не заводился.

Мишка четко уловил его «нерабочее состояние», сравнив с новой машиной.

– Забавная аналогия… – «каркал» Борис, у которого вместе с волнением проявлялся дефект речи. – А мы о нем скорее как о потухшем вулкане подумали…

– Нет! – уверенно ответил Мишка. – Просто он еще ни разу не работал! Надо сейчас запускать его, но как-то по-другому.

– Может, ждет человеческую жертву? – усмехнулся Борис и даже сам напугался. – Да пошутил я, пошутил! Хотя кровь из пореза можно накапать.

– Вот уж точно с колдунами работал! – пошутил дядька Иван, ухмыляясь чему-то.

«Наверняка уже мысленно разделал кого-нибудь из нас на жертвеннике», – подумал Мишка и, чтобы переключиться с «людоедской» темы, протянул Анне Иосифовне дневник Загиреса.

Она обрадовалась.

– Посмотрим, что здесь? – и открыла ветхую тетрадь.