Переход хода

– Ясно. Значит, придумай что-нибудь посвежее. Сегодня у нас четырнадцатое – даю тебе на всё про всё неделю, двадцать первого железо должно тронуться в путь, и быть в Закарпатье до католического Рождества или дня на два-три позже. Примерно к этому же времени подтягивай туда Одиссея.

– А польская машина? Разве поляки в Рождество куда-то едут?

Калюжный иронично улыбнулся.

– Поляк, ежели это выгодно – всё бросит и от одра умирающей тёщи бегом умчится бизнес делать! Твой знакомец, Третьяков, обещал фуру в любое время – у его легальной конторы контракт на поставку какого-то оборудования из Польши в Болгарию. Его знакомые ребятки за Карпатским хребтом машинку эту потихоньку догрузят, без лишних глаз и ненужных вопросов, и Одиссею её покажут. В Сливене, куда фура эта идёт, наше железо Одиссею передадут, ну, а дальше – на его усмотрение.

– Когда Гончарову стартовать?

Генерал почесал затылок.

– А что ему в конторе зазря сидеть, штаны протирать? Пущай дела свои в божеский вид приведёт, дней десять ему за глаза должно хватить бумажки оформить и легенду к этой поездке придумать, а потом командировочные получит, и двадцать шестого – двадцать седьмого пусть двигает в Царьград-город, с курдским бандитом договариваться. Раз он такой, понимаешь, жуткий шустрик…

Левченко кивнул.

– Задача ясна. Разрешите идти?

Калюжный вздохнул.

– Погоди. Ты хоть понимаешь, Левченко, КАКУЮ операцию мы тут с тобой замышляем?

Подполковник пожал плечами.

– Обычную. Впервой, что ли?

Генерал покачал головой.

– Ничего ты не понимаешь, друг мой сердечный, Дмитрий Евгеньевич! До сего дня действовали мы с тобой и со всей нашей конторой на свой страх и риск – не видя наверху ни просвета, ни тени радения об Отечестве, в самую, извини, задницу загнанному. Бились, людей теряли – и ни слова благодарности от Родины не слышали. Так?

Левченко кивнул.

– Так точно. Хорошо хоть, не мешали…

– Вот и я о том же. А ноне начинаем мы операцию, чтоб ты знал, совсем иного толка. Я, по стариковской своей привычке никому не верить, и по сей час сторожусь чего лишнего сболтнуть, и наверху о нас по-прежнему думают, как о связной лавочке, не дающей нашей агентуре к западу от Смоленска совсем уж зачахнуть. Но на эту операцию, что мы с тобой в мае задумали, а в августе начали потихоньку готовить – я прямое разрешение получил с самого верху. С самого! – негромко, тщательно выговаривая слова, повторил генерал, подкрепив свои слова поднятием указательного пальца к потолку.

Левченко удивлённо посмотрел на своего шефа.

– Так точно, товарищ подполковник! И не удивляйся, и брови не вздымай – потому как я и сам удивляюсь! Правда, насколько я понял со слов моего любезного друга генерала Третьякова, наверху по-прежнему всех наших возможностей не знают – да и незачем им пока этого знать, беспокойство одно – но всурьез на нас рассчитывают. Ведь с нас, как понимаешь, при любом раскладе взятки гладки. Лавочка мутная, чем занимается – неясно, кто в ней работает – совсем уж непонятно, кто её финансирует – один чёрт разберет. Но к государственным органам никакого отношения не имеет однозначно – вот в чём вся прелесть! Руки у нас свободные – и посему наша с тобою операция должна будет таких блох за воротник нашим заклятым друзьям сыпануть, что им, бедолагам, тошно должно стать. Если задумка эта наша с тобою удачно сыграет – то, чем чёрт не шутит, может, и удастся нам кого-нибудь из главарей той стороны пустить по дорожке, покойным генералом Зия-уль-Хаком проторённой[5].… Только на этот раз уже без помощи палестинцев и этого, как его, выговорить трудно… пентаритритола тетранитрата, холера ему в бок! – какой после себя слишком уж яркий след оставляет, чтоб тому, кто его выдумал, в аду и посейчас икалось …. Да, о чём бишь я? Ага, вспомнил…. Так вот, этим действом мы обязаны будем подкрепить, так сказать, вербальные, сиречь – устные, предупреждения наших политических вождей – но так, чтобы оные вожди за наши шалости никаким боком ответственности не несли. Теперь ясно?

Левченко облегченно улыбнулся.

– Наконец-то!

– А ты шибко-то радостно не вздыхай. Нам оттого, что наша операция включена в общий расклад действий всех к тому причастных органов – легче, учти, не будет. Наоборот. Будет тяжелей. Потому как облажаться мы ноне не имеем права никак! Филигранно должны сработать, ювелирно! Чтоб комар носа не подточил! Ясно, товарищ подполковник?

Левченко встал, одернул пиджак.

– Так точно, товарищ генерал! Ясно!

Калюжный едва заметно улыбнулся и махнул рукой.

– Ну вот, а теперь ступай. Давай к восемнадцати ко мне с Гончаровым – будем вместе думать, как нам задание любезного Отечества выполнить. Раз уж оно о нас наконец-то вспомнило…

* * *