Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри «попаданца»

— Саблуков, ты чего орешь?! — раздался зычный голос идущего последним здоровенного верзилы, который еще явно не осознал, что же происходит в действительности, а видеть в цельности картину происходящего не мог.

«Ты, парень, туповат! — пронеслась мысль. — Тебя в первом бою завалят! Солдатом не гож, а вот бандитом или рэкетиром запросто. Бычара, такие спортсмены у нас киоски и бомбили».

Странно, но мысли текли сами по себе, Петр с холодной отрешенностью смотрел на происходящее, тело автоматически совершало необходимые действия, нанося удары.

Клинку не хватило какой-то пяди, чтобы пропороть живот побледневшего Саблукова. Тот отшатнулся, совершил прыжок в сторону, не удержавшись на ногах, рухнул в жижу. И тут же испустил животный крик, полный жуткой боли и страдания.

«Выходит, не зря колышки заточенные поставил. Минус три!»

Саблуков хрипел, извивался, жутко кричал, изо рта с белой пеной хлынула кровь. Вот такими незамысловатыми орудиями вьетнамцы собирали богатые трофеи, истребляя даже хваленых рейнджеров. Любой неосторожный шаг, падение, и — momento more…

— Братики! Платоша, Валера…

Горячечный женский вскрик прервался. Здоровенный верзила, шедший последним, отшвырнул в сторону маленькую фигурку, и та рухнула в грязь, жаль, что не туда, где Петр установил еще два колышка. Мужик же попер на него со всей мощью карьерного бульдозера или объевшегося поганок носорога, на что походило больше.

— Сейчас я тебя, царек, в болоте этом и урою!

Петр стремительно шагнул вперед, и, ощерясь, сделал молниеносный укол шпагой.

— Ой-мля!

Судьба сыграла с Петром злую шутку. Он сам не удержал равновесие, когда нога провалилась в какую-то ямку, и здоровенный убийца заграбастал его в свои большие лапы.

— Удавлю, сука!

Чудовищно крепкая ладонь сжала горло — Петр почувствовал, как у него выкатываются из орбит глаза. Попытка ткнуть шпагой старшего Зубова не удалась, воистину медвежья лапа больно сдавила правую кисть, и он выронил оружие в грязь. Однако в бою, как и в кабацкой драке, нет запрещенных приемов: перехватив ладонью толстый мизинец, Петр надавил на него всем запястьем, выворачивая палец с хрустом.

Убийца взвыл, отдернул руку, а Петр, судорожно распахивая рот, чувствуя себя рыбиной, выброшенной безжалостной рукою на берег, жадно вдыхал воздух, живительный для жизни.

— Коронованный ублюдок! — озверело рыкнул Зубов, и словно солнечным лучиком сверкнула в воздухе золотая табакерка. — Сейчас я тебе башку проломлю!

«Неужто история повторяется дважды? Наверное, вот этой самой табакеркой Зубов и проломил висок несчастному Павлу Петровичу. Хм… Моему сыну, как ни крути… А сейчас мне голову пробьет! Я ж супротив него как заяц рядом с медведем!»

Мысли текли в голове сами по себе, Петр не удивлялся своему внутреннему спокойствию и хладнокровию. Но его тело не желало превращаться в бездыханную плоть и отчаянно продолжало сражаться.

Видя, как табакерка взмывает в воздух над головой убийцы, левая рука не стала останавливать вражеский удар блоком, который неизбежно проломил бы столь слабую защиту. Наоборот, ладонь зачерпнула густой грязи и с размаху шлепнула ее в глаза Николая Зубова. Затем император попытался выдавить пальцем правое око убийцы.

— А-а-а, тля!!!

Левое ухо словно ожгло огнем, Петр машинально дернул головой и только сейчас понял, что Зубов промахнулся. Чудовищный болид кулака, сверкающий золотом, пронесся впритирку, на какие-то доли миллиметра миновав висок.

«Повезло, но я вроде бы уха лишился! Пока он не видит, надо его уделать, иначе кранты!»

Одновременно с мыслью Петр перешел и к действию: он схватился за пояс кальсон и вытащил оттуда тонкий деревянный колышек, заранее приготовленный для схватки и тщательно отструганный лезвием шпаги. Вот это немудреное оружие он с размаху воткнул в глаз оппонента. И не давал тому времени нанести второй, уже смертельный удар.

— А-а!!!

Левая рука Зубова разжалась, верзила схватился пальцами за колышек и вырвал его из раны. Он был страшен. Кровь лилась вперемешку с грязью, звериный рык оглушал, но уже не давил на нервы, вызывая страх. Наоборот — еще больше разъярил императора.

«Вот теперь, одноглазая образина, я с тобой и разделаюсь!»

Радость обожгла сердце, пальцы правой руки нащупали в грязи эфес шпаги, и Петр без промедления воткнул клинок прямо в сердце убийцы. И, к его счастью, этот удар оказался смертельным.

«Минус четыре! Все, бейте в гонг!»

Петр решил подстраховаться и, рукою оттолкнувшись от врага, нанес еще один удар сверкнувшим клинком, «контрольный», на этот раз в горло.

— Бра-а-атик!!!

Отчаянный выкрик привел Петра в чувство, он понял, что пятого противника, опасную как гремучая змея, ту, что застрелила казака в спину, он упустил из вида.

Петр вскинул голову и увидел Жеребцову в пяти шагах от себя — женщина подняла револьвер, держа его двумя руками, — курок был отведен назад, а лицо искажено лютой ненавистью.

В глазах сверкали молнии, зубы ощерились, и перед ним сейчас стояла не красавица, а бешеная волчица, потерявшая своих щенков.

«Все, писец прибежал!»