Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри «попаданца»

Крик раздался совсем рядом, и Петр, не думая, выбросил шпагу в направлении голоса. И обрадовался, когда почувствовал, что острие клинка уткнулось в какое-то препятствие.

— Ай-я! Гад ползучий!

Петр, продолжая придерживать огромного братца, выглянул из-под его толстой руки. И возликовал — женщина выронила револьвер во взбаламученную жижу, из запястья лилась кровь.

— Вот я тебя сейчас, стерва, и придушу!

Император заорал во все горло, теперь держать Зубова не имело смысла. И Петр оттолкнул в сторону мертвеющее тело, и, пылая яростью, ринулся вперед.

— У-у, мля!

Ругательство сорвалось непроизвольно. Остановиться уже было невозможно, внутри все похолодело — Жеребцова вытащила левой рукой револьвер из грязи и направила ствол прямо ему в грудь.

«Кулибин!!! Ну, хоть на этот раз брак сделай, ты же русский человек, мать твою! Убьет же!» — совершенно искренне взмолился Петр, однако творение механика оказалось на диво прочным и надежным, недаром его взяли на вооружение русской армии. С ужасающим грохотом, дернувшись в руке, револьвер выплюнул свинец, затем еще раз…

«У нее остался всего один выстрел!» — мысленно возликовал Петр, удивившись, что женщина промахнулась по нему с такого короткого расстояния, ибо он нигде не почувствовал боли. Невероятно, но так оно и было.

— Умри, гад!

Тонкий пальчик снова потянул за тугой спуск. Петр, уже видя каждую жилку на ее запястье, понял, что сейчас он получит тяжелую пулю в упор, в живот с одного метра. Такое ранение при здешнем уровне медицины завсегда смертельно.

Щелк!

— A-а, сука! — радостно взревел Петр, поняв, что выстрела в упор по нему уже не будет — осечка! И со всей ярости нанес удар эфесом шпаги в широко раскрытые глаза женщины.

Жеребцова, не удержавшись на ногах, повалилась в жижу. Петр отбросил шпагу, насел на нее сверху. И стал наносить удары куда придется — в грудь, в плечи, в нос, в ненавистные глаза. Однако тревожная ночь, страшная схватка его порядком измотали, он, промахнувшись, вслед за кулаком ушел в болотную грязь. Холодная купель отрезвляюще подействовала на императора.

— Не-е-ет, ты так легко не отделаешься, я тебя полностью выпотрошу, все скажешь! Кто меня заказал, сколько заплатил и сколько народа в заговоре участвует…

Петр ухватил Жеребцову за волосы, рывком выдернул ее из болота, понимая, что чуть не утопил вдохновителя заговора и тем паче любовницу английского посла — понятно, кто на самом деле устроил это покушение!

Император отволок женщину за кусты, позади них была небольшая, относительно сухая поляна, поперек которой рухнула неизвестно как выросшая на болоте сосенка. Наскоро обыскав убийцу казаков, Петр вынул из ножен кинжал, из-под камзола — стилет в ножнах и вытряхнул горсть патронов из карманов.

«Серьезную на меня охоту устроили, как на красного зверя! Ишь ты, до зубов вооружилась!»

Накрепко связав ремнями руки и ноги Жеребцовой, он в полном изнеможении присел на сухой, с царапающей корой ствол дерева. Ему жутко хотелось курить, и он решил пошарить в карманах убитых, даже встал, собираясь отправиться к месту схватки. Но после короткого раздумья, огорченно взмахнув рукою, Петр снова уселся на ствол.

— Даже если у них и есть курево, все равно в болотине размокло!

Только сейчас он понял, насколько устал. Все же не в его возрасте в такие рукопашные схватки ходить — против пятерых убийц гораздо моложе возрастом. Его до сих пор потряхивало, огромный всплеск адреналина продолжал держать тело в напряжении, холода совершенно не чувствовалось, а было даже жарко.

— A-а, хы… кхы… а-а…

Характерные звуки, легко узнаваемые с молодости, вызвали кривую ухмылку. Жеребцову основательно тошнило, блевала прямо под себя. Петр встал со ствола, взял мокрую рубашку, отволок женщину к дереву, и небрежно вытер ей лицо — хотелось побыстрее допросить пленницу и окончательно расставить точки над «i».

— Ты убил моих братьев, скотина…

Если бы взгляд мог воспламенять, как дыхание огнедышащего змея, то Петр сгорел бы в ослепительной вспышке, настолько в ее глазах пылала лютая ненависть.

— Ага, зарезал!

Петр просто кивнул. Он чудом сдерживал себя, боясь избить ее снова, превратив наглое и красивое лицо в кровавое месиво — до боли стало жалко казаков, застреленных этой тварью с прекрасной наружностью, но с гнилой душою и подлым сердцем.

— Убить хочешь?! — Женщина зло скривила губы. — Так убивай, мерзкий старик! Ты даже не мужчина, а так, немочь бледная! Мерин выхолощенный! Только и можешь гладить свою старуху по отвисшим сиськам!

— Ах ты ж, сука!

Петр чуть ли не ослеп от ярости, моментально разгоревшейся костром — настолько потемнело в его глазах. Сейчас он готов был растерзать ее, впервые в жизни впав в истерику, в затмевающее разум бешенство, не сдержав хлынувших наружу чувств.

— Тварь! Так, значит, я не мужик?!

Ухватившись за ворот ее куртки, он рванул так, что посыпались пуговицы. Рубашку разорвать оказалось намного проще, тончайшая ткань с хрустом выдиралась пальцами. В глаза ударила молочная белизна тела, не испачканного болотом.