Войска князя Багратиона наголову разгромили персидское воинство, причем били врага по частям, не давая ему сосредоточиться, гоняли по выжженной солнцем земле.
После такого наглядного урока Фетх-Али встал перед дилеммой: или династия Каджаров может закончиться на ее втором представителе, или принять покровительство могущественной империи и выбросить из головы амбиции с мечтой о реванше.
Шахиншах выбрал второе решение, полностью признал свою вину, выдал для наказания чуть ли не половину своей знати — всех тех из сановников, кто потребовал убийства посла. И приказал оказывать всяческое содействие авангарду русско-французского экспедиционного корпуса, который и возглавил Багратион.
Ну а Александр Васильевич Суворов не заставил себя ждать: действовал, как всегда в жизни, стремительно и уже в середине октября с главными силами перешел Инд — такова была последняя весточка, которую получил от него император.
Не имелось только известий от атамана Платова, который с донскими казаками отправился в Бухару, а через нее в Афганистан. Эмир Хайдар пропустил казачий отряд, а это говорило о том, что рано или поздно Бухара тоже станет протекторатом, и мягкое подбрюшье России будет окончательно подкреплено…
— Интересно, как там эта парочка спелась?
Тандем главнокомандующего Суворова и его начальника штаба Бонапарта оказался невероятно удачным, и Петр мысленно похвалил себя за отличный выбор.
Фельдмаршал — гениальный полководец, но ему не всегда хватало упорядоченности и строгого планирования операций. Именно это качество привнес Наполеон, да и поучиться французу у Суворова было весьма полезно. Вспомнить хотя бы, как прошли последние маневры.
— Ну Александр Васильевич, ну шельма!
Петр хрипло рассмеялся. Когда генералам было объявлено — учения начинаются двенадцатого числа, Бонапарт, зная, что противников разделяют сорок верст и что все маневры проводят с восходом солнца, тщательно подготовил свои войска, дав им ночь для отдыха.
Суворов отбой сделал пораньше, а ровно в полночь поднял войска с биваков, совершил стремительный марш-бросок и обрушился на кирасир и Измайловский полк, что стояли в стороне от остальных частей первой дивизии, и устроил им «побудку».
Пришлось посредникам, скрипя зубами от бессилия от столь чудовищного нарушения традиций, признать победу старого фельдмаршала, ибо с оставшейся половиной, лишившись всей кавалерии, Бонапарт был бы разгромлен. А потому учения прекратились, так и не начавшись.
На все упреки Суворов, задорно потряхивая хохолком на голове, отвечал одним: «Его величество назначил учения на двенадцатое число, а час-то не оговорил!»
Да и сам Наполеон воспринял свою конфузию на диво спокойно, публично признал полководческий гений Суворова, всячески тот расхваливая. Политик, однако! И сам напросился в ученики к старому фельдмаршалу, посчитав за счастье возглавить его штаб.
Да и французы охотно подчинились Суворову — вряд ли генерал Жубер, Третий консул Республики, с такой же почтительностью отнесся к любому русскому генералу.
Получив два урока от фельдмаршала, пять лет тому назад в северной Италии, посидев еще какое-то время в русском плену, норовистый Жубер без каких-либо споров признал всю полноту власти старого главнокомандующего, даже служил ревностнее, чем русские коллеги, иной раз склонные к проявлению традиционного разгильдяйства — куда без этого. Тут ничего не попишешь, есть такая штука — менталитет!
— И что же там у них сейчас происходит?
Небольшой торговый бриг «Святой Августин» ходко шел под всеми парусами. Массивные стены цитадели медленно сливались с синей гладью Карибского моря, превращаясь в еле заметную темную полосу, уходящую на юго-запад.
— Вот и все, Коля. Теперь все зависит только от нас.
Николай Петрович теперь иначе смотрел на своего тестя — не вальяжный старик был перед ним, а еще полный сил, массивный, с косым шрамом через все лицо мужчина, с задорно блестящими глазами.
Наверное, таким лихим гвардейцем и был сорок лет назад знаменитый на весь Петербург Алехан. И вот сейчас словно вторая юность к нему вернулась, и поневоле в груди рождалось восхищение вперемежку с гордостью — что за люди были в старые времена, когда отец был еще молод! Недаром говорят, что все они есть его «птенцы»!
Светлейший князь Орлов прибыл в Форт Росс из Ново-Архангельска в конце июля. Потеря южного форпоста России, превращенного в жуткое пепелище, разъярила Алехана.
Однако, узнав о похищении любимой дочери с обожаемым внуком, посмотрев на удрученного горем Николая, старый богатырь неожиданно успокоился, буркнув:
— Ты не кручинься, сынок, мы Машу и Петеньку найдем. Обязательно отыщем, хоть на краю света. Но выродкам этим я собственными руками кишки на голову намотаю!
Николай посмотрел на крепкие руки тестя, которые сжались в огромные кулаки, и испытал чувство облегчения, ибо Алехан был одним из тех людей, которые, давая свое слово, всегда сдерживали. А делал он обычно гораздо больше, чем обещал.