Переходники и другие тревожные истории

Это произошло гораздо позже, когда, казалось, я уже часами рыдал, катался по кровати, рвал бумажные листы, сам поражаясь глубине и силе своих чувств, лишь тогда действительно понял, что всё это правда, настоящая, реальная правда, что она ушла, не здесь, не вернётся; лишь тогда моя изнасилованная нервная система разобралась, что значили все эти сигналы…

В конце концов я уснул и представлял, и мечтал, и очень сильно лгал сам себе — и тут оказалась Сара, лежащая на спине рядом со мной, высокая, тонкая и бледная, со светлыми, почти белыми волосами. Она всё ещё была в своей выходной одежде и на высоких каблуках, безупречные руки крепко сжимают сумочку. Она выглядела скорее инвестиционным брокером, чем театральной личностью, безукоризненная, совершенная…

Я приподнялся на локте и стал нашёптывать ей: ласковые шуточки, забавные вещи, которыми мы перекидывались, когда нам обоим было по двадцать, телефонные фразочки, включая всегда популярные: «Мы не можем продолжать так жить»[85], вечную классику «Офис доктора Мбого. Лесс-эй! Лесс-эй!»[86] плюс неизбежный «Пуф!» — слово, изначально забавное на слоговом уровне.

Но она не отвечала. Она просто лежала тут, совершенно безмолвная. Лунный и фонарный свет сочился сквозь жалюзи, затмевая цвета, разлиновывая спальню решёткой тьмы и сверкания, и превращая Сару в безупречную мраморную статую.

Единственная чёрная бабочка показалась на её подбородке, внезапно развернула крылья, затем умчалась в ночь.

Я потянулся, чтобы коснуться Сары в своём сновидении и правая рука прошла насквозь, разделив её напополам, и вышла тёплой и влажной.

Я с отвращением отпрянул. Чувствовалось, как во мне медленно поднимается страх, беспомощный ужас. Я зажал рот другой рукой, придушив вопль.

Тогда это видение заколыхалось и пропало, я провёл рукой по одеялу, но нашёл только пыль, сор и несколько жёстких волос.

Я понимал, что сплю, не в силах пробудиться, прислушиваясь к шуму дороги, беспокойным морем вздымающемуся за окном.

Меня разбудил запах.

Я перекатился, сел и поперхнулся. Атмосфера в квартире загустела от гнилого смрада, который я почти что видел в грязном воздухе.

Я пригладил волосы и провёл рукой по кровати рядом, рассерженно высматривая кота, удивляясь, какое разлагающееся сокровище мог приволочь этот маленький паинька. Но ничего не обнаружил.

В кабинете Сары царил разгром, бумаги раскиданы по полу, чертёжный стол перевёрнут, чернила размазаны по диковинным египетским декорациям, словно некий припадочный младенец пытался рисовать пальцами.

Чернильные отпечатки рук были маленькими и тонкокостными, но явно взрослыми, явно женскими.

Сильнее всего запах ощущался у чертёжного стола и поваленного табурета.

Я провёл остальную часть утра за уборкой, дезинфекцией, протиркой и опрыскиванием. Телефон звонил и звонил. Я не обращал на него внимания.

Потом я на несколько часов засел за свою пишущую машинку, наговорив себе уйму лжи, продолжая тапочный диалог.

Как смогу я отличить мою истинную любовь от чего-то иного?….

Она умерла и ушла…

Нет, она не ушла.

Я хочу её вернуть.

Тебе может это не понравится.

Нет?

Да, типичный недостаток жизни во лжи — то, что ты теряешь связь с правдой.

Крайне банально, Бэтмэн. Это по-настоящему запутано.

Значит, ты и вправду любил её так сильно, как теперь считаешь?

Да. Чёрт подери. Да.

А хочешь убедиться?

Телефон звонил и звонил. Наконец я встал, пошёл в спальню и снял трубку. Так или иначе, все уже знали. Звучали соболезнующие излияния от родственников, о чьём существовании я едва ли знал. Рассудительные дядюшки, один за другим строили планы. Похороны будут завтра. Может, кому-нибудь приехать и остаться со мной?

«Нет», — отвечал я им. «Нет. В этом нет нужды, потому что на самом деле она не умерла».

«Ты сошёл с ума от горя», — сказали они.

«Нет. Я никогда не был более трезвомыслящим. Она сейчас тут, со мной».

«Мы приедем прямо сейчас», — сказали они.

Это произошло, пока я ещё говорил — Сара положила руку мне на плечо и тихо произнесла: — Я вернулась.

Я выронил телефон. Она нежно обняла меня. Она была здесь, в вечерних сумерках, такая, как я видел её в своём сне — безукоризненно одетая, на одном плече сумочка, залакированные ногти блестели в полумраке.

Она не вздрогнула, когда я включил свет, но медленно подняла голову и произнесла: — Привет, Питер.

— Привет, Сара.

Зловоние было ужасающим. Она притянула меня к себе, чтобы поцеловать. Я сглотнул, попытался что-то сказать, попытался отстраниться. — Нет, пожалуйста, нет…

— Чего ты боишься, Питер? Что я тебя съем? Так этого не будет.

Она выпустила меня. Я опустился в мягкое кресло. Она сидела на краю кровати.