Переходный период. Петроград – Виипури, ноябрь 1921

Оля сверкнула на маму серыми влажными глазами за её показную безучастность, и тоже успокоилась:

– Не хочется… – Оля расстроенно уставилась в тарелку.

Она очень не любила рыбный суп, каждый раз об этом говорила и маме, и Ефросинье, и Матрёне, но всю зиму по субботам подавался рыбный суп.

Собирались к обеду Кирисповы по обыкновению долго. А Матрёна всегда спешила с подачей на стол, и в итоге, из супницы в тарелки накладывали холодную студнеобразную жижу с насыщенным рыбно-луковым запахом.

Мама и мамка Фрося с удовольствием его ели, одинаково прихлебывая и покрякивая. А папа все эти месяцы по субботам обедал в городе, говорил: «Должен же я от вас отдыхать!» Но Оля полагала, что отец тоже не любил рыбный дух.

– Поехали на Васильевский остров? – вдруг пришло в голову Оле.

Она очень любила там бывать, но одну ее не пускали. В районе Стрелки Нева напоминала ей Выборгский залив. Она радовалась, когда стоя у самой кромки льда или на краю парапета и глядя налево от крепости, ей казалось, что она видит башенку шестого этажа их дома, и яркое окошко в ней, как тот маяк, который так манил её в юности.

– Это на правой стороне? – рассеяно спросила мать.

– Нет, не доезжая.

– Я, роднулечка, на переправу не пойду, лодочник для меня – хуже извозчика!

– Мамочка, мы по мосту. Биржевой. Длиннющий такой! Мы по нему с папой осенью катались. Не помнишь?

– На трамвай не суйтеся! Мне соседка-дворничиха давече грила… – хотела вставить пять копеек Фрося, наливая кипятку из самовара.

– Цыц! Фрося! – осадила поставщика городских сплетен Софья Алексеевна, – пей чаечек свой, голубушка! Так мы пешком, Оленька? – уточнила она у дочери.

– Давай прогуляемся. Утром ветра не было. А солнце сегодня! И весной пахнет!

Дамы вышли на Кронверский и не спеша прошли вдоль серого фасада. Во дворе дома за распахнутой настежь чугунной решеткой дворники выгружали из телеги остатки дров. Лошадь в теплой попоне взмокла, от нее валил пар, она ржала и задирала голову, пытаясь выглянуть из-за шор и хоть кому-то пожаловаться, что одета не по погоде.

Пройдя за флигель, таких же наемных квартир, Оля чуть замедлилась у особняка. Дом этот соседний ей очень нравился. Их квартира после переезда была в новоделе, пару лет назад выстроенном, еще с запахом деревянных половиц и крашенных фасадов. По ее мнению там даже лестницы и камины пахнут делами и скупостью. А извивающиеся детали решеток больше похожи на придавленных дохлых змей.

А вот этот богатый дом был милым и светлым, мансардные окошки походили на окна чистеньких европейских домиков, взгромоздившихся пятым этажом.

Особняк всегда пышно светился всеми фонарями и рисовался цветными рамками зашторенных окон, будто балы здесь были каждый день. А из каретного двора то и дело выезжали автомобили, точно там был целый гаражный полк. Там даже решетка во двор была украшена с изыском: чугунные изящные ленты, тонкие копья, похожие на бамбук, а головы то ли львов, то ли драконов огрызалась на прохожих. Но последних это не пугало. Народищу там шастало!.. Тьма!

Оля с мамой прошли по Мытнинской, в сторону Биржевого моста, наслаждаясь невысоким февральским солнцем. Мимо пролетали таксомоторы, стуча ободами по брусчатке и оставляя черные клубы ядовитого дыма. Ползли неспешные трамваи, обвешанные, возвращающимися из контор мужчинами в одинаковых пальто. По краям проезжей части не спеша шли друг за другом конные экипажи и пустые товарные телеги.

За Биржей висела темная опухшая и мягкая на вид туча. Казалось, что если ее хорошенько тряхнуть, то она треснет по середине, как прохудившаяся подушка, и полетят по округе снежные перья.

На мосту было видно, что Нева в этом году уже не встанет, тяжелая вода гнала шугу к заливу, закручивала ее вокруг деревянных опор и лепила некрасивые грязные бугры к берегу.

Определенно пахло весной! Протяжный ветер меж берегов нес свежесть и чистоту. У Оли на этом просторе что-то ёкнуло в груди, похолодели пальцы, которыми она придерживала капор. Щекотка принялась по всему телу: откуда-то из живота пробежала в кончики пальцев ног и даже в десны.

Оля шла и улыбалась этому солнцу, этому ветру, туче и приближающимся по мосту курсантам! В первом ряду этой немногочисленной группы молодых ребят она не сразу увидела знакомую залихватскую улыбку. А когда заметила, покраснела и спрятала лицо поглубже в капор. Она поняла, что он тоже ее видел. Видел, как она радостно подставляет улыбку миру! А что, если он принял эту улыбку на свой счет?!