Но этот процесс был внезапно остановлен и полностью обращен вспять. В XI–XIII веках, как мы видели, западный феодализм быстро распространился от Испании до Финляндии, от Ирландии до Греции. Два из этих достижений были особенно важны и имели продолжительное значение – на Пиренейском полуострове и на Востоке за Эльбой. Но если Реконкиста в Испании и Португалии изгнала развитую, хотя и разлагающуюся цивилизацию, и привела к незначительному (если вообще привела к какому-либо) улучшению экономического положения завоеванных территорий (окончательной заморской динамике обеих стран предстояло раскрыться только в будущем), то преимущественно германская колонизация Востока вызвала в затронутых ею странах резкий рост производства и производительности. Формы этой колонизации заметно варьировались. Бранденбург и Померания были заняты маркграфами из Северной Германии. Пруссия и Ливония были завоеваны в результате вторжения военных организаций – Тевтонского ордена и Ливонского ордена меченосцев. Богемия, Силезия и часть Трансильвании были постепенно заселены переселенцами с Запада, которые основывали городки и деревни бок о бок со славянскими жителями, не нарушая политический
Особые обстоятельства этой колонизации определили и ее особое воздействие на общественные формации Востока. Земель здесь было в избытке, пусть и лесистых и не всегда хорошего качества (почва балтийского побережья была песчаной); с другой стороны, населения не хватало. Подсчитано, что общая численность населения Восточной Европы, включая Русь, возможно, составляла в начале XIII века около 13.000.000 жителей в сравнении с почти 35.000.000 жителей в меньшей по размерам зоне Западной Европы. [374]
Рабочая сила и, соответственно, рабочие навыки должны были перевозиться на Восток в организованных конвоях поселенцев, набиравшихся из густозаселенных областей Рейнланда, Швабии, Франконии и Фландрии. Потребность в них была настолько острой, а проблемы организации их переселения настолько значительными, что знать и духовенство, призывавшие к этому движению на Восток, вынуждены были предоставлять крестьянам и горожанам, заселявшим новые земли, значительные социальные права. Наиболее искусные крестьяне, умевшие строить дамбы и проводить дренажные работы, которые были так важны для освоения невозделанных областей, были в Нидерландах, и для их привлечения на Восток предпринимались специальные усилия. Но Северные Нидерланды были уголком Европы, не знакомым с настоящей манориальной системой, и где крестьянство уже в XII веке было намного свободнее от феодальных повинностей, чем французское, английское или немецкое. Поэтому вместе с ними приходилось принимать «фламандское право», оказавшее значительное влияние на положение всего колониального крестьянства, которое в основном состояло из германцев и не знало такой свободы у себя дома. [375] Таким образом, на недавно колонизированном Востоке Европы имелась лишь незначительная манориальная юрисдикция над крестьянством, которому предоставлялись наследственные наделы с натуральным оброком и очень небольшой барщиной; кроме того, земледельцам позволено было продавать право владения своими наделами и вообще покидать свои поселения. Деревни образовывали сельские общины, которые управлялись наследственными мэрами (чаще всего это были организаторы переселения), а не указаниями феодала. Эти переселения изменили все устройство сельского хозяйства от Эльбы до Вислы и далее. Была произведена расчистка лесов и впервые введены железный плуг и трехпольная система, скотоводство сократилось, а выращивание зерна впервые получило широкое распространение. Развилась серьезная экспортная торговля древесиной. Под влиянием этого процесса, явно способствующего получению более высоких урожаев и излишков, и местная знать, и рыцарские ордена все шире стали перенимать нормы крестьянского земледелия, перенесенные с Запада. Поэтому положение местного крестьянства в Польше, Богемии, Силезии, Померании и других местах, стремительно приближающееся до начала германской колонизации к закрепощению, теперь улучшилось благодаря сближению с вновь прибывшими, а прусское крестьянство, сначала закрепощенное Тевтонским орденом, в следующем столетии вновь получило свободу. Возникали независимые деревни со своими собственными мэрами и судами, возрастала сельская мобильность, а вместе с ней и производительность.