Рост производства зерновых и рубки леса, в свою очередь, стимулировал еще более важное следствие восточной колонизации: рост городов и торговых перевалочных пунктов на прибалтийском побережье в XIII веке – Ростока, Данцига, Висмара, Риги, Дорпата (Дерпта) и Ревеля. Эти городские центры были независимыми и непокорными коммунами с преуспевающей экспортной торговлей и яркой политической жизнью. Точно так же, как «фламандское право» оказало смягчающее воздействие на социальные отношения в местном сельском хозяйстве, так и «германское право», построенное по образцу магдебургской хартии, оказало аналогичное влияние на положение новых городов на Востоке. В Польше, в частности, города, в которых зачастую проживали большие колонии германских торговцев и ремесленников, теперь получили магдебургское право; этот процесс благоприятно сказался на Познани, Кракове и недавно основанной Варшаве. [376]
В Богемии возникла еще более плотная сеть немецкой городской колонизации, основанной на горном деле и металлургии, при более значительном участии чешских ремесленников и торговцев. Таким образом, в XIII веке колониальный Восток был пограничным обществом европейского феодализма, впечатляющей проекцией его экспансивного динамизма, которая к тому же обладала и некоторыми преимуществами перед родительской системой, имевшимися позднее и у пограничных обществ европейского капитализма в Америке или Океании, – большим равенством и мобильностью. Карстен так подытоживает особенности восточноевропейского расцвета: «Полноценная манориальная система с ее ограничениями свободы и ее частной юрисдикцией не была перенесена на Восток, как и крепостничество. Крестьяне, включая и коренное население, находились здесь в намного лучшем положении, чем на Западе. Классовые различия на Востоке были менее острыми, представители знати перебирались в города и становились бюргерами, бюргеры приобретали имения, а деревенские мэры имели феоды. Вся социальная структура, как это естественно для общества колонистов, была намного более свободной и раскрепощенной по сравнению с Западной Европой. То, что Восток больше не будет отсталым и станет одной из наиболее развитых частей Европы, казалось лишь вопросом времени. И так уже обстояло дело с ганзейскими городами на побережье Балтийского моря, особенно с вендскими городами и Данцигом». [377]Лежавшая за пределами германского проникновения Русь в эти столетия также развивалась в схожем направлении, хотя и в ином темпе и контексте. Это было следствием распада киевского государства в XII–XIII веках под давлением неблагоприятных внешних обстоятельств и внутренней слабости. Как мы видели, крестовые походы отрезали черноморские торговые пути к Константинополю и исламскому миру, на которых традиционно процветала киевская торговля. Постоянно существовала угроза куманских набегов с Востока, а «лествичный» порядок наследования престола приводил к усобицам и неразберихе. [378]
Сам Киев был разграблен в середине XII века суздальским князем. Затем, семьдесят лет спустя, на него пришелся ураганный удар последнего крупного вторжения кочевников из Средней Азии, а вскоре после смерти Чингисхана практически вся Русь, за исключением северо-запада, была разорена и порабощена монголами. В этой катастрофе погибла, наверное, десятая часть населения. Следствием этого было смещение оси русской цивилизации от киевского бассейна к до этого в основном незаселенным и девственным лесам волго-окского треугольника на северо-западе, почти совпадающее во времени с растущим демографическим потоком через Эльбу.