Перехваченные письма

Последний раз наедине я видела Бориса Поплавского в первых числах декабря 1934 года, когда я отвозила багаж на вокзал. На этот раз он был сдержан, а я плакала в такси. Он сказал: «Когда Бог хочет наказать человека, он отнимает у него разум», — иначе говоря, что я не должна была уезжать. И, вероятно, он был прав. Он тешил себя мечтами, что я приеду через год, и «тогда мы решим, где жить», я тоже в это верила. Он допускал и мысль, что сам приедет и будет работать «ретушером». В другие моменты, отговаривая меня, предсказывал с удивительной точностью мою судьбу.

Александр Солженицын. «Невидимки»

Странные у нее были сочетания: самых путаных представлений о мировых событиях — и неколебимого отвращения к нашему режиму; крайней женской беспорядочности, нелогичности в речи, в поступках — и вдруг стальной прямоты и верности, когда касалось главного Дела, четкого соображения, безошибочно дерзких решений (это я потом, с годами все больше рассматривал).

Наталья Соженицына — Степану Татищеву

21 мая 1979

Принимаюсь сейчас за свои неоплатные долги, и вы — первый, кому пишу. Простите Бога ради за немыслимо долгое молчание, переписка моя в безнадежном состоянии, но все же «дальним» кой-как отвечала, а близким, на чью необиду можно рассчитывать, — не писала почти год. Год у нас был страшный. Прошлой осенью мы внезапно остались без всяких помощников, и на меня навалилась неподъемная гора работы, общественных обязанностей, дома, детей и всего, что составляет нашу жизнь. Мы с мамой дошли до полусмерти буквально. Нас все ругает Наталия Ивановна, что мы не имеем права так себя загонять…

Так или иначе, но все усилия привели к победе — теперь Алик у нас, шлет вам сердечный привет. Он быстро приходит в норму, ест уже совсем нормально, спит еще со сбоями, мало выходит на воздух, предпочитает крышу над головой (камерная привычка), страстно ждет семью, контакт с которой затруднен, но все же удается говорить по телефону (уже три разговора было, завтра четвертый). Мы уже чистим-готовим для них жилье, а мальчики наши приводят в порядок свои книжки-игрушки, чтобы разделить их с Саней и Алешей. Пытаемся вытащить их приемного сына Сережу, которого упекли в армию и который формально ими не усыновлен, так что будет трудно.

Что будет дальше — трудно сейчас сказать, но общая ситуация в Москве, хотя и мрачная, дает основания верить, что Фонд не сокрушат, будет работать дальше, с не меньшим объемом трат и не меньшим охватом семей. И нужно продолжать выступать, чтоб не забывали обо всем Архипелаге, который живет и пожирает, как раньше, — не так много людей, но с большей жестокостью.

Даже не загадываю, когда смогу поехать в Европу. Н. И. писала, что подает снова заявление на поездку к сестре, но что на Колпачном «нет анкет».

Наталья Столярова — Степану Татищеву

Из писем лета и осени 1979 года