Перехваченные письма. Роман-коллаж

Когда я приехал в Лондон, мы сразу поехали в деревню. В понедельник Hilary, Joseph и я уехали в Лондон. Там мы поехали в Gare Victoria, взяли велосипед, положили его на автомобиль и поехали с ним в другой вокзал. Joseph хотел дать мне одну livre sterling, но я отказался. Hilary, может быть, поедет в Париж эту неделю и приедет обратно 28-го. Ты потелеграфировай им, когда приедешь.

А ты как поживаешь? Рисуешь? Надеюсь, что ты хорошо кушаешь. Mme Rutty не хочет взять все 6 livres, но ты с ней поговоришь.

Научилась ли ты говорить по-английски?

Крепко-крепко целую. Миша.

Р. С. Поцелуй папу за меня.

Ида Карская – Мишелю Карскому

Дорогой, золотой мой мальчик, ты, наверное, уже получил мое письмо и знаешь, что я приеду только в сентябре.

Рисунок я всунула в твои бархатные штаны. Так что будь осторожен и вытащи его.

Ты хорошо сделал, что отказался от фунта стерлингов. Лучше быть гордым, но не слишком.

Ты мне ничего не пишешь ни о madame Rutty, ни о других членах семьи. Помогаешь ли ты немного madame Rutty? Не нужно быть свиньей.

Хорошо ли тебе? Ездишь ли ты к Horsley? Катаешься на лошади? Делаешь ли ты латынь и математику? Послал ли свой devoir[274] М^еlle Aubert? Нашел ли пианино? Хорошо было бы сохранить вещи музыкальные до моего приезда. Я рассчитываю на твой английский и на твою виртуозность.

Я была очень счастлива получить твое письмо, ты знаешь, что ты мой единственный сейчас. Поеду в воскресенье на кладбище, и скажу папе, что тебе хорошо, и поцелую его за тебя. По-английски я говорю так же хорошо, как раньше. Я ем хорошо и много работаю. Сегодня отсылаю рисунки в Данию, посмотрим, что это даст.

Целую очень-очень крепко. Ида.

P. S. Эти буквы означают "post scriptum", так что их нужно писать P. S., а не Р. С. (это автобус[275]).

Мишель Карский – Иде Карской

Почему послала ты прошлое письмо?

Я всегда не люблю получать такие письма, мне всегда неприятно, когда я читаю их. В этот раз это ище хуже: ты пишешь письмо, говоришь и спрашиваешь 2 раза то же самое, а в конце пишешь: "Я получила письмо". Тогда, если получила письмо, могла написать что-нибудь другое, правда!

Крепко целую. Миша.

P. S. Comment faut-il finir une lettre, écrite à M^elle Aubert? Je ne peux pas écrire «mes amitiés», je suis son élève. Que faut-il mettre?[276]

Из воспоминаний Зоэ Ольденбург

Живопись Карской была мощной, насыщенной цветом, в этом пытались обнаружить влияние Сутина. На самом деле, это была просто прекрасная живопись. Она извергалась из нее, как водопад, как потоки лавы, в которых золотое смешивалось с красным, темно-фиолетовым и ярко-синим, это было буйство чувственных цветов и тревожных линий. Она писала все: портреты, натюрморты, позднее, когда ей пришлось уехать в так называемую «свободную» зону, – ослепительные южные пейзажи, поражавшие красками незабываемой яркости. Я видела их в галерее Петридес, где была ее большая выставка сразу после войны.

Морис Надо о выставке в галерее Breteau

февраль 1949

Животные-растения, ищущие смутных форм, ловушки со щупальцами и присосками, движущиеся струйки протекшего металла, пляжи, напоминающие пустыню, – низший мир, который начерно замесила Карская, впитывает наши кошмары, задыхается от наших фантасмагорий.

Осторожно приближайтесь к нему. Одно неверное движение – и мы во власти ужаса с липкими лапами.

Франсис Понж о выставке в галерее Breteau

февраль 1949

Когда, после Grand Vatel, любой ресторан кажется пресным, хочется сходить в простую харчевню; и уж если выбирать, то самую худшую, и я захожу к Карской.

Но ждет ли она, что мы станем обедать на ее подозрительной клеенке, в ледяном неоновом освещении? Ибо чего же вы хотите, в конце концов: котлеты à la Soutine кончились…

Впрочем, подождите! А не попробовать ли вам это блюдо, приготовленное, чтобы вас поразить! Оно получилось у меня по воле случая…

Ваши похлебки неизвестно с чем, ваши затирухи черт знает из чего – они состряпаны, если я правильно понял, чтобы мы забыли вкус хлеба. И дай Бог, чтобы им это удалось. Но, Локуста, будьте мастерицей: ведь и нам не чужд Митридат.

Из воспоминаний Марины Вишневской

Замок Сен-Лу, наш замок, летний детский лагерь русской православной церкви. Сколько пережили мы там счастливых минут.

В тот год нам всем – Наташе, Марине Покровской, Арсению и мне – было по 12–13 лет, мы были самыми старшими в лагере. Нам не слишком докучали, мы проводили время, играя в пинг-понг на большом столе в сарае. Мы уже начинали немного скучать, когда нам объявили о приезде отца Жана с группой скаутов.