Брат приманил к старейшине смерть! А за убийство… Ведь было же убийство? За это преступление эленцы непременно прикончат Атына.
– Матушка-а, – тихо воззвала Илинэ, – матушка, что делать?!
Подняла шапку, ступила в сугроб за страшной куклой, и вовремя: на полном скаку мимо промчался багалык. Снег, взметенный из-под ног коня, обмахнул лицо морозной пылью.
«Наверное, заметил, как Атын скрылся, показалось подозрительным, и решил догнать», – подумала Илинэ. Подождала – пусть всадник отъедет за холм подальше. Только протянула руку за идолом, как гнедой жеребец показался с другой стороны. Девушка поспешно заправила под шапку растрепанные волосы, откинула на спину взлохмаченную косу и приготовилась к встрече.
Хорсун возвращался из аймака Силиса. Он действительно хотел настичь сиганувшего за горушку человека. Но ни за ней, ни впереди никого не оказалось. Багалык впустую вглядывался в кусты и сугробы. Тропу нынче из-за поминок натоптали десятки ног, вычислить нужные следы не представлялось возможным. Неизвестный исчез, точно испарился… И опять эта девчонка! Объехав холм кругом, Хорсун спрыгнул с коня рядом с нею.
– С кем ты только что разговаривала?
Она промолчала, опустив голову, как в прошлый раз.
– Кто этот человек, отвечай! – повысил голос багалык.
– Я… ни с кем не говорила.
Илинэ бессовестно, нагло лгала. Хорсун почувствовал, как сердце его наливается свинцом. В руку была греза, которая привиделась в день смерти друга! Девушка или молодая женщина, подавшая во сне полный крови чорон, – она, Илинэ! Вот от кого пыталась предостеречь Нарьяна… Довольно же, пора выяснить все! Все – об удравшем человеке и о давнишних проделках дрянной девчонки.
– Да-а? – протянул багалык. – Значит, ни с кем?
– Ни с кем, – повторила она, не поднимая глаз.
Хорсун вздохнул:
– Что ж, выходит, почудилось мне…
Девушка нагнула голову еще ниже, затеребила завязку дохи, и на край распахнутого отворота закапали слезы.
– Так кто это был?
Не добившись ответа, багалык распрямился и вдруг узрел в снегу что-то, похожее на нож. Рукоять военного батаса торчала в сугробе за спиной девчонки. Отстранив ее нетерпеливой рукой, шагнул к утонувшей в снегу вещи. Поднял… и глаза залило черным потоком, а свободная рука невольно схватилась за черень собственного ножа на левом бедре. Не закричал Хорсун лишь потому, что девушка его опередила.
– Это мое, – сказала, не оборачиваясь.
Необходимо было справиться у Тимира о батасе. Ведя Илинэ к кузнечному околотку, Хорсун вспомнил предсмертные слова отшельника: «Не сомневайся, багалык, ты не спасешься. Нож великого шамана Сордонга найдет твое надменное сердце!»
Тот ли это батас? Почему он поразил Силиса вместо Хорсуна? Рассмотрев куклу как следует, Хорсун понял, что кто-то смазал лицо, отчего оно нечаянно стало похожим на лицо старейшины. Видимо, вначале идол задумывался другим. Не зря же и наряд на нем воинский.
Багалык втолкнул злоумышленницу в коровник и подпер дверь палкой. Подозвал крутившегося поблизости мальчугана:
– Эй, удалец, собери-ка приятелей! Седлайте коней, зовите сюда аймачных старшин, а кто-нибудь из старших парнишек пусть за главным жрецом сгоняет.
Смышленый малец кивнул, и только пятки торбазов сверкнули.
В кузню багалык заходить не стал, просто заглянул в дверь. Коротко поприветствовал ковалей, кинул Тимиру:
– Дело есть.
Увидев в руках гостя идола, кузнец остолбенел, но батас, кажется, потряс его еще больше. Забыл даже о заносчивом тоне, с каким в последнее время привык обращаться к Хорсуну.
– Да, моего литья нож, – поспешил подтвердить.
– Это я знаю. Помнишь ли, кому мастерил, кто владелец?
– Не помню. В том году много ножей заказывали.
Кузнец понял, что сказал лишнее, и осекся. Хорсун не замедлил полюбопытствовать:
– В каком году?
– Давно, – смутился Тимир. – Чехлы к ним наши бабы шили, у них спроси…
Не верилось Хорсуну в неожиданно ослабшую кузнецову память, но, растревоженный нехорошим предчувствием, не стал допытываться. Рассказал о сбежавшем незнакомце и предупредил:
– Никому ни слова.
Лишь тут хозяин кузни дернулся, бровь изогнул, и глаза дико сверкнули:
– Не надо мне указывать!
Домой не пригласил. Багалыка удивило негостеприимство, не присущее Тимиру. Тот снял шапку, вытер ею капли пота со лба.
– Сынка к южным соседям отправил, будто чуял недоброе, – поделился вдруг глухо. – Атын с детства склонен к Илинэ, в одной ведь семье росли, а теперь еще и влюбился. Ну, ничего, сговорим невесту издалека, выбьется дурь, – и онемел надолго, сморщив лоб в раздумье.
Хорсун прервал затянувшееся молчание:
– Олджуна здорова?
Кузнец смерил гостя неприязненным взором:
– А коль и не здоровится ей, тебе что с того?
– Воспитанница все же, вот и спрашиваю, – пожал плечом Хорсун. – Ладно, пойду я, на следы хорошенько гляну.
Усмехнулся, когда Тимир с видимым облегчением качнул головой.