Перекрестье земных путей

Послышался приглушенный грудной хохот. Он был налит такой плотной злобой, что ее, казалось, можно потрогать. Над телом Олджуны поднялась мрачно блистающая фигура старика в истлевшем шаманском платье, с бубном и колотушкой в руках.

Будто сквозь воду, в которой суетливо копошились пухлые личинки, сквозь Йор проглядывали стены над лежанкой. В лохмах дымно-седых волос роились насекомые, из бахромы вретища высовывались головки могильных червей.

Огонь в сальных плошках ярко вспыхнул. Воздух наполнился запахом подземной грибковой прели, смешанным с гнилым душком рыбьих потрохов. Олджуна дернула головой и слабо застонала.

– Приятно будет прихлопнуть тебя, гривастый, а после задушить никчемную бабенку, – прошипело видение, ползучей пеленой стекая на пол.

Студенистым облаком взмыв кверху, старик вознес над собой расплывчатый круг бубна. Колотушка стукнула раз, другой; с каждым новым звуком облако на шаг приближалось к Нивани. С нарастанием барабанного боя усиливался и звон колокольцев на посохе.

Широко разинув рот, призрак икнул, зевнул и начал попеременно то зевать, то икать. По коже молодого шамана побежали мурашки. Он ждал, пикой выставив перед собою посох. А в юрте происходило невероятное. Левый восточный столб качнулся и затанцевал, в берестяном ведре на лавке закипела вода, со стола взлетел и ударился о стену котел. Куски мяса вывалились из него и воспарили к потолку, остатки супа морожеными каплями повисели в воздухе и, как бусы, со стуком попадали на пол.

– Тебя призываю, о, зверь-госпожа, подруга моя колдовская! – завыл Йор исступленно. – Покуда костяк твой не выела ржа, приди, тяжкий смрад испуская! Прапредков моих потревоженный дух, вонзи в желторотого когти, в проворное зренье, внимательный слух, раздергай колени и локти!

Нивани не замедлил кликнуть своего пособника:

– Зову тебя к бою, мой зверь-господин, сияющий, ветвисторогий! Грозить мне тут вздумал Йор глупый один, застряв посредине дороги!

Старик подступил к посоху почти вплотную и внезапно разлился зловонной лужицей. Вместо него тотчас восстало обросшее чешуей страшилище с туловищем человека-мужчины и рыбьими плавниками вместо рук. Огромная щучья морда венчала бесовское творение. Посох Нивани грянулся оземь и обернулся в серебряного оленя с высоким кустом рогов на гордо вскинутой голове.

С потолка доносились совиный хохот, посвист куликов и пронзительные стоны чаек. Дом словно забился в припадке – вещи вертелись, пускались в бешеный пляс, вода бурлила и брызгала, хрустели балки и покряхтывали стены. Очаг затаил дыхание огня, страшась плюнуть угольком и ненароком попасть в Нивани.

В середине юрты клубился темный вязкий столб. Из него вырывались, мелькая, плавники с когтистыми пальцами на концах, острия копытец, копья рогов… Высовывалось, нюхая воздух, оскаленное рыбье рыло, показывались тучные бедра, крытые обветшалой броней… В порывах морозного ветра во все стороны летели клочки серебристой шерсти и ошметки ржавой чешуи.

Когда из глубины топкого столба раздался могучий рев, каким могла бы реветь, имей она голос, щука в полтора человеческих роста, битва кончилась. Матовый туман рассеялся. Пошатываясь на нетвердых ногах, Нивани возник ниоткуда и прижал к себе все еще воинственно поющий посох. Молодой шаман знал, что повредил чародейский Сюр щуки удачным ударом копытца. Где же она?

И яростный стон вырвался из груди! Нивани стремительно прыгнул к лежанке, но юркий щучий хвост уже просквозил в безвольно раскрытый рот Олджуны. Губы женщины плотно сомкнулись, и тело зашлось в отрывистом раненом смехе:

– Ты не смог победить меня! А Сюр свой я вылечу остатками сил полудохлой бабы! Их хватит!

Несмотря на причиненное увечье, злой дух и сам был еще силен.

Олджуна невнятно забормотала и напряглась. Доски лежанки затрещали. Стягивающие ремни натянулись, стали тоньше веревок, вот-вот порвутся… Лопнули со свистом! Женщину изогнуло до позвоночного хруста, подбросило к потолку, будто сорванный лук, и выкинуло на ноги. На пол стряхнулись клочья ремней, одеяло и драные сети.

Не успел потрясенный Нивани удержать ее, как Олджуна подхватила охапку сложенной в изголовье одежды с обувкой, проделала в воздухе кувырок вперед и, вышибив голыми ногами кусок льда в окне, с поистине нечеловеческим воплем пропала в ночи.

Домм второго вечера Изгнанники поневоле

Олджуна не слышала ничего, кроме шумных приливов крови к вискам. С опаской потрогала дрожащую голову. Слава богам, не раскололся горемычный череп. С натугой приподнялась на локтях, оглядела сумрачную нору и застонала. Удивляться не приходилось: только сюда и мог привести Йор ее неподвластное разуму тело.

«Еще не сдохла, – проворчал он. – Могучее здоровье у бабы, а все слабенькой прикидывалась. Я-то думал, что силенок твоих едва хватит на то, чтобы вернуть меня в отчий дом».

– Рано умирать, – выдохнула она, то ли огрызаясь, то ли оправдываясь.