Перекрестье земных путей

В груди закипела слепая ярость. Выходит, отверженные причислены к нечисти, недостойной ходить по священной земле? От них хоронятся, ими брезгуют, их боятся и ненавидят?!

Обдирая кулаки о незримую твердыню, Соннук закричал в невыносимом отчаянии:

– Я хотел принести ей молока!

Парень объяснял это, сам не зная кому. Ряды коновязей, могучих, как воины в латах, молчали.

– Всего лишь молока!!!

Потом он смотрел в бурлящее небо и кричал без слов.

Очутись здесь сейчас Олджуна, Соннук бы, не задумываясь, принял Йор в себя. Умчался б на шаманских крыльях на северо-восток к таинственной зовущей стране. Вернувшись карающим владыкой, он бы потоками зла затопил ничтожных людишек!.. А что? Так и сделает! Камня на камне от Элен не оставит, уничтожит всех и вся!

…Кроме любимой матери и ненавистного брата.

Набрав воздуха для нового крика, Соннук опомнился: он тут спихивает гнев на ветер, а беззащитная женщина в лесу одна! В голове всклокотали видения одно жутче другого: медведь раскидывает шалаш… дьявольский лось нацелил на Олджуну рога-копья… замерзшая, она застыла нелепым деревцем на берегу…

Если с Соннуком не будет той, которую он в прежнее время редко замечал в родной юрте и с кем его, играя волей-случаем, связал в изгнании Дилга, что ему делать? Как быть без нее?!

Оказывается, умереть – не страшно… Страшно, когда тебя никто не любит. А еще страшнее, когда тебе самому некого любить!..

В лицо жахнуло ледяными шипами, и парень заметил, что пурга усилилась. Йор продолжал терзать душу Олджуны. Соннук побежал наперерез ветру.

Одержимая злым духом стихия взяла небо и землю в полон. Тропы в тайге завалило снегом. Отталкиваясь локтями и коленями от полосующих метельных плетей, полуослепший Соннук шаг за шагом, наугад, пробирался к Дирингу. Шел, пока мог, пока ноги несли через топкие сугробы. Наитие простертых рук подсказывало: вот березка-кривуля – тут надо немного свернуть влево; вот знакомый пригорок – в десятке шагов за ним роща.

В какой-то миг бешеные вихри взревели, как потревоженный шатун, едва уши не заложило. Э-э, да пусть и впрямь медведь выскочит на тропу, Соннук не повернет назад! А руки на самом деле коснулись неизвестного препятствия. Он удивился: снова стена? Сняв рукавицы, нащупал что-то, похожее на забитые снегом лохмотья. Вспомнил: у жертвенника Сордонга на шесте висит шкура черного тельца. Должно быть, она и есть, просто заледенела. Захватил пальцами клок шерстистой ветоши со снежным ошметком, дернул… и как обухом по голове грохнул сверху лютый рык! Путь взаправду перекрыл лесной дед!

Живая преграда подавилась не то ветром, не то изумлением и замерла. Соннук тоже окаменел и понял: шатун тут не один. Рядом сипели и задыхались две глотки – звериная и человечья… Олджуна?!

Сбылось ужасное видение! Хищник шевельнулся… Больше не мешкая и не думая ни о чем, парень прыгнул и приземлился ровнехонько между медведем и женщиной. Нечаянно задел ее локтем. Олджуна отлетела, как перышко…

– На! Жри!!! – завопил Соннук, взвился снова и что есть силы врубил правую руку в разинутую медвежью пасть.

Пальцы судорожно вцепились в слюнявый язык. Соннук повис, левой рукой схватившись за мокрый мех на огромной морде. Клыки чуть прикусили человечью плоть… Лесной старик почему-то не сомкнул страшных челюстей. Испугался, что неведомый враг успеет вырвать язык с корнем? Но – миг, половинка мига, четверть… все! Острые зубы немедля сомнут, изжуют, измолотят десницу в кашу, а лапы тем временем распотрошат тело!

Зверь отпрянул и выхаркнул руку, так и не размозжив.

Соннук очнулся, когда кто-то пролил на него ведро воды. Прежде чем сообразить, что никого над ним нет, кроме самого настоящего водопада, он подумал: «Олджуна жива.

Я – жив».

* * *

Соннук без конца окунал ее голову в воду. Олджуна не могла отдышаться, не могла крикнуть парню, чтобы он перестал выгонять Йор таким странным способом. Разве щуки когда-нибудь боялись воды? Не тотчас выяснилось, что Соннука нет ни с нею, ни поблизости, а купание все не кончалось. Вода хлестала толстыми струями сверху и со всех сторон. Олджуна пришла в себя: ох, да это ж ливень!

У кого нынче помраченье – у нее или у неба? Будто хоровод года заплясал по обратному кругу, или взялись кого-то оплакивать небесные удаганки. Шальной ливень был сильный и нехолодный, а чуть погодя показался приятно теплым. Женщина сбросила взбухшую одежду в кусты. Она уже не думала о том, почему времени заблагорассудилось повернуться с зимы на лето. Всем благодарным телом принимала отвесную стремнину, кружилась в ней легко и празднично, как белая березовая ветка в стрежне горной реки. Наклоняла голову, торопливо вдыхала подныривающий к лицу воздух и вновь поднимала лицо встречь поцелуям дождевых брызг. Остро пахло талой землей…

Небесные воды омывали тело не только снаружи. Чистые воды струились в раскрытый рот, обтекали нутро живительной влагой. Олджуна старалась дольше, до тесноты в легких, продержаться с запрокинутой головой. Испуганно икая, Йор съежился внизу живота и провизжал:

«Соннук тебя бросил!»

– Неправда, – пробурлила она.