Перекрестки, души и цветы

Налетевший порыв ветра распушил ей волосы, и, смеясь, она откинула голову назад, словно паря в круге солнечного света. Ланс невольно залюбовался ею, но внезапно зашевелившееся где-то под ложечкой липкое чувство страха вновь подняло голову, назойливо напомнив о себе. Он осознавал, что вместе с ее триумфальным успехом придет и очередная разлука, что уведет Мари еще дальше, выше к славе! Будет ли она любить его как прежде и захочет ли быть с ним здесь, в Нью-Йорке? Машинально толкая качели вперед, он все больше погружался в эти тягостные думы и оттого тускнел, становясь частью незатейливого пейзажа детской площадки. Мари, чья телепатическая способность чувствовать его не раз заставляла удивляться, тревожно спросила:

– Ну что тебя гнетет?

На душе стало еще сквернее.

– Ничего, – солгал Ланс, отводя глаза в сторону, как бы заинтересовавшись проехавшей мимо полицейской машиной.

Спрыгнув с качелей, она с ловкостью кошки поднырнула под его руку, заглянув в глаза.

– Врешь, – вынесла она свой вердикт.

– Может, пойдем в наше кафе, позавтракаем? – начал менять тему разговора Ланс, погасив эмоции.

Она, улыбнувшись и плутовски сощурив глаза, шепнула ему на ухо:

– Не-а, пойдем домой.

Устыдившись своих мыслей и потеряв нить внутреннего диалога, Ланс, утонув в зеленом омуте ее глаз, в очередной раз понял, что без нее пропадет.

Мари, как и все дети, рожденные от любви, купалась в ней с детства, несмотря на то что рано потеряла мать. Отец боготворил свою суженую и, будучи однолюбом, так и не женился второй раз, отдавая все тепло своей души малышке. Он всегда был для нее другом, советчиком, воспитывая в ней в то же время самостоятельность в выборе поступков и суждений. И у нее от него никогда не было тайн, отец всегда находил ответы и приходил на помощь в самые сложные моменты, когда бы она к нему ни обратилась, как в детском возрасте, так и потом. Он являлся для нее олицетворением неиссякаемой любви, надежности и заботы, невольно закладывая в ее подсознание образ будущего супруга, тех качеств, что так ценились Мари. И, наверное, поэтому сильная половина человечества оценивалась ею сквозь призму отцовских достоинств, отметая отношения с молодыми сексуально озабоченными ровесниками, не дотягивающими до этой планки, и внимание женатых мужчин, видящих в ней лишь смазливую мордашку и способ отвлечься от семейной рутины… Как ни странно, но их встреча, предначертанная свыше, явилась обоим как откровение. Устав от любовных ласк, они лежали и просто смотрели друг на друга, и в этом магическом безмолвии застывшего времени была чарующая глубина, которую Ланс не хотел отпускать. На ум отчего-то пришли строчки старого русского романса, что когда-то пела ему мама:

– «День и ночь роняет сердце ласку, / День и ночь кружится голова, / День и ночь взволнованною сказкой / Мне звучат твои слова», – стал тихо напевать он себе под нос, глядя на Мари.

– «Только раз бывают в жизни встречи, / Только раз судьбою рвется нить, / Только раз в холодный зимний вечер / Мне так хочется любить!»1 – продолжила она и, нежно коснувшись его щеки, потянулась за поцелуем. – Не грусти больше, – прошептала Мари. – Я в душ.

– А я на кухню готовить завтрак. Как тебе брокколи и яичница с беконом?

– И тостами! – крикнула его любовь уже из ванной.

– Хорошо. Тосты с персиковым джемом, как ты любишь?

– Да, – прозвучал ответ Мари сквозь шум льющейся воды…

О приглашении на юбилей издательства с последующей книжной выставкой он помнил, но старался не думать, и потому получение конверта с красными полосками раздосадовало. Конечно, там два пригласительных, но допустить ее поездку в мировую столицу кинематографа Ланс не хотел. Мари, получившая после последнего спектакля славу начинающей перспективной актрисы, по приезде в Лос-Анджелес оказалась бы под вниманием различных продюсеров и режиссеров, прессы, что неминуемо влекло бы стопроцентное расставание. Так что, приложив все свои скромные артистические способности, он сделал вид, что приглашение только одно и там, в издательстве, видимо, что-то напутали. Более того, что Мари предложили роль в новом спектакле. Потому, когда пришло время, она молча собрала ему вещи. Напоследок они решили посидеть в одном из летних кафе, благо до вылета оставалась еще уйма времени, не заставляя смотреть на часы.

– Чувствую себя паршиво, – сказал Ланс.

– Вижу, – ответила она, – только не нужно так расстраиваться. Это всего лишь на пару дней!

– Будем надеяться, – мрачно буркнул он.

– Но ты же почти закончил книгу?

– За последние две недели не написал ни слова.

– Странно! Это я так влияю?

– Не глупи, – быстро ответил Ланс, понимая, что определенная доля истины в этом присутствует. Он так боялся потерять Мари, что энергия вдохновения просто исчезала под мрачностью неба в его душе.

– Тем более что моя поездка и моя книга – разные вещи, – продолжил Ланс, старательно уводя разговор в другую плоскость.

– А если у тебя спросят о твоем новом шедевре, что скажешь?

Ее вопрос попал в точку, заставив его погрузиться в себя, и диалогом завладело молчание.