Перекрестки Сумерек

– Ноэл рассказывал нам про Ко'дансин, Мэт, – воскликнул он. – Это – другое название Шары. Ты знал, что Ай'йяд покрывают свои лица татуировками? Так там называют женщин, которые могут направлять.

– Нет, не знал, – сказал Мэт, мрачно посмотрев на Ноэла. Мало того, что Ванин и другие Краснорукие привили мальчику дурные привычки, не говоря уже о тех, которые он перенял от Тома с Джулином, теперь еще и Ноэл взялся забивать его голову всякой ерундой.

Внезапно, Ноэл хлопнул себя по бедру и выпрямился:

– Я только что вспомнил, – произнёс старый дурак, и принялся декламировать:

Фортуна несётся, как солнце по небу,
Где ворон подвластен лисьему бегу.
Удача в душе его, молния в оке,
С неба луны сбивает он, словно птицу в полёте.

Кривоносый старик посмотрел по сторонам, словно только сейчас заметив окружающих.

– Я давно пытался вспомнить эти строки. Это – из Пророчеств о Драконе.

– Очень интересно, Ноэл, – пробормотал Мэт. У него в голове вновь закружились эти проклятые цвета, как было тем утром, когда запаниковали Айз Седай. На сей раз, они исчезли так и не сформировавшись в картину, но он почувствовал холод, словно проспал всю ночь голышом под кустом. Меньше всего на земле ему было нужно, чтобы кто-нибудь приплел его к Пророчествам. – Возможно, когда-нибудь ты сможешь процитировать для нас весь отрывок. Но не сегодня, ладно?

Туон взглянула на него из под ресниц, словно кукла из чёрного фарфора, одетая в платье, которое было для нее слишком велико. Свет, ну и длинные у неё ресницы! Она проигнорировала Эгинин, как будто той не существовало, и, по правде говоря, Эгинин сама старалась казаться частью обстановки или слиться со стеной. Вот и весь его отвлекающий манёвр.

– Игрушка не хотел быть грубым, – произнесла Туон тягучим выговором, растягивая слова. – Его ведь никогда не учили хорошим манерам. Однако, уже поздно, мастер Чарин. Олверу давно пора быть в постели. Не могли бы вы проводить его к палатке? Мы продолжим игру в другой раз, Олвер. Хочешь, я научу тебя играть в камни?

Олвер, безусловно, хотел. Он чуть на изнанку не вывернулся, выражая своё желание. Мальчуган любил всё, что давало ему шанс улыбнуться женщине, не говоря уже о шансе наговорить той в лицо такие вещи, за которые ему следовало бы надавать по ушам, пока они не распухнут больше, чем они были на самом деле. Если Мэт когда-нибудь выяснит, который из его «дядей» научил его этому… Но парень собрал фишки и тщательно скатал расчерченную линиями ткань без повторного предупреждения. Он даже отвесил сносный поклон, поблагодарив Высокую Леди, перед тем, как Ноал вывел его из фургона. Мэт одобрительно кивнул. Это он научил мальчика, как делать поклон, но обычно для симпатичной женщины мальчишка добавлял ещё хитрый взгляд. Ну, только попадись ему этот кто-то…

– У тебя есть причина, чтобы беспокоить меня, Игрушка? – холодно произнесла Туон. – Сейчас поздно. И я собиралась отойти ко сну.

Он поклонился и одарил её своей лучшей улыбкой. Он мог быть вежлив, даже если этого не желала.

– Я только хотел удостовериться, что ты в полном порядке. Эти фургоны весьма неудобны в дороге. И я знаю, что ты не довольна одеждой, которой я тебя обеспечил. Я полагаю, что это могло бы улучшить твоё самочувствие. – Выудив замшевый мешочек из кармана, он с пафосом протянул ей его. Женщинам всегда нравятся цветистые выражения.

Селюсия напряглась, синие глаза опасно сверкнули, но Туон лишь качнула тонкими пальцами, и грудастая девица успокоилась. Совсем немного. Мэт, по большому счёту, любил страстных женщин, но если она ему помешает, то он собирался ее за это отшлепать пониже спины. Он старался сохранить на лице улыбку, словно приклеенную к его губам.

Туон повертела мешочек в руках, прежде чем развязать тесёмки и извлечь наружу его содержимое, тяжёлое золотое ожерелье, инкрустированное янтарём. Дорогая вещица, и однозначно шончанской работы. Он гордился тем, что ему удалось отыскать подобную вещь. Оно принадлежало одной из акробаток, которую одарил им очарованный ею шончанский офицер. Сейчас же, когда офицер остался позади, она великодушно соизволила продать его Мэту. Оно не шло к цвету её лица, чтобы это не означало. Мэт улыбался и ждал. Драгоценности всегда смягчали женские сердца.

К сожалению, общая реакция не оправдала его ожидания. Туон приподняв ожерелье двумя руками, поднесла его к глазам и принялась изучать, словно впервые увидев подобную вещь. Губы Селюсии презрительно скривились. Сеталль, отложив вышивку у нее на коленях, просто смотрела на него, большие золотые обручи в ее ушах, покачивались в такт её покачивающейся голове.

Неожиданно, Туон через плечо перебросила ожерелье Селюсии.

– Оно мне не подойдёт, – сказала она. – Ты хочешь его, Селюсия? – Мэтова улыбка немного поблекла.

Светлокожая женщина приподняла ожерелье кончиком большого и указательного пальца, словно держала за хвост дохлую крысу.