Очень медленно она повалилась с лошади, соскользнула по склону и покатилась, натыкаясь на молодые деревца, переворачиваясь все быстрее и быстрее, пока с плеском не рухнула в реку. Какое-то время она лежала в воде у берега вниз лицом, с распластавшейся по воде юбкой, но потом течение подхватило ее и потащило за собой. Она медленно уплывала вниз по реке в направлении Эльбара. Может быть, в конце концов она доберется до моря. И это была третья. То, что кости остановились, не имело большого значения. Это была третья.
Они не спешили, возвращаясь обратно. Спешить не было смысла, к тому же Мэт чувствовал смертельную усталость. Но, впрочем, они и не останавливались, разве чтобы передохнуть и напоить лошадей. Никто не хотел говорить.
Они добрались до Джурадора в первых часах ночи; город лежал впереди темной массой, ворота были крепко заперты. Луну закрывали облака. Как ни странно, парусиновые стены балагана Люка по-прежнему были на месте, сразу за окраиной города. Пара могучих сторожей, закутанные в одеяла, храпела под полотнищем вывески, там, где днем охраняли вход. Даже с дороги и в темноте было ясно видно, что фургоны и палатки по-прежнему заполняют пространство за стеной.
— По крайней мере, я скажу Люка, что он может не торопиться, — устало проговорил Мэт, поворачивая Типуна к полотнищу вывески. — Может, он не откажется дать нам место, чтобы поспать пару часов.
За то золото, которое он оставил, Люка должен выделить им целый фургон, но, зная этого человека, Мэт надеялся лишь на охапку чистой соломы. Завтра он тронется в путь, чтобы найти Тома и остальных. И Туон. Завтра, когда отдохнет.
Еще больший шок ждал их внутри огромного фургона Люка. В нем действительно было просторно, по крайней мере для фургона; посередине располагался узкий стол, а по бокам были оставлены проходы. Стол, шкафчики и полки были отполированы до тихого сияния. Туон сидела в позолоченном кресле, — у Люка не могло не быть кресла, причем позолоченного, когда все остальные довольствовались табуретками! — с Селусией, стоящей у нее за спиной. Лучащийся улыбкой Люка глядел, как Лателле угощает Туон пышущими жаром пирожками, на которые та смотрела так, словно действительно собиралась попробовать ее стряпни.
Туон не выказала никакого удивления при виде Мэта, входящего в фургон.
— Она схвачена или убита? — спросила она, беря с тарелки пирожок своими удивительно грациозно выгнутыми пальцами.
— Убита, — глухо сказал Мэт. — Люка, что, ради Света…
— Я запрещаю тебе, Игрушка! — резко произнесла Туон, уставив на него палец. — Я запрещаю тебе оплакивать предательницу! — Ее голос немного смягчился, но остался твердым. — Она заслужила смерть, предав Империю, и она точно так же предала бы и тебя. Она уже пыталась предать тебя. То, что ты совершил, — это правосудие, и я это называю так. — Ее тон говорил, что если уж она называла что-либо, то эта вещь была по-настоящему и накрепко названа.
Мэт на мгновение крепко зажмурил глаза.
— Все остальные тоже до сих пор здесь? — спросил он.
— Разумеется, — подтвердил Люка, по-прежнему улыбаясь как игрушечный болванчик. — Леди… Верховная Леди; прошу прощения, Верховная Леди, — он низко поклонился. — Она поговорила с Меррилином и Сандаром и… Что ж, видишь, как оно получилось. Леди умеет убеждать людей. Верховная Леди. Коутон, что касается моего золота… Ты
Туон повелительно подняла руку — черная фарфоровая кукла, но королева до последнего дюйма, несмотря на мешковатую и слишком большую одежду.
— Ты должен использовать эту бумагу только в крайнем случае, мастер Люка.
— Разумеется, Верховная Леди, разумеется. — Люка отвешивал поклон за поклоном так, словно в любую минуту мог начать целовать доски пола.
Все впустую, гори оно!