– Тут у меня появилась, на мой взгляд, очень неплохая идея. Ваш рабочий день, как я понимаю, практически завершён. Мой тоже. Думаю, что не случится ничего страшного, если вы уйдёте на десять минут раньше. И если вы, конечно, не будете против, мы посидим в каком-нибудь уютном кафе или ресторанчике, и вы мне расскажете, на что ещё вы обратили внимание. А после при условии, что вы не будете против, я провожу вас домой.
– Ваша идея мне показалась вполне осуществимой…
Касмерт вернулся в гостиницу. Позвонил Мурмуту и рассказал о том, что успел сделать за день, потом сварил кофе. Сидя на террасе, он думал о том, что Эвкая – девушка умная и правильная. Дерзкая, но это одна из главных черт, присущих молодости. Эта дерзость поможет ей многого добиться и в жизни, и в профессии. Он вновь и вновь возвращался в мыслях к её словам о том, что сам город может сделать суицидальным маньяком любого. Возможно, согласившись на это расследование, он совершил ошибку. Он пока не мог сделать никаких предварительных выводов. Как опытный следователь, он, конечно, понимал: фактов в его распоряжении ещё очень мало, – но чувствовал, что распутать этот клубок так быстро, как хотелось бы, не получится и отнимет это много времени и сил. Единственный вывод, который был очевиден: проблема прежде всего заключена в местном обществе. Впрочем, то же самое можно сказать о всех проблемах любого общества.
Касмерт вспомнил замечание Эвкаи о том, что нельзя полностью отрицать возможную криминальную подоплеку в совершении «актов» (действительно дурацкое слово). Он точно знал, что если для этого есть хоть малейшие основания, то они обязательно приведут его к первопричине. Будучи студентом юридического факультета, он, конечно, посещал лекции по психологии, но это было давно. Сейчас, какими бы неясными ни казались ему оценки Эвкаи, он должен в них разобраться. Она очень точно подметила несколько интересных деталей…
Касмерт, сидя в своём «парламентском» кабинете, в который раз изучал список и характеристики свершителей. Все они были финансово обеспечены, находились в хорошей физической форме, были вежливыми и сдержанными. Сеансы клуба посещали не все, но даже если бы и все, то на первый взгляд, да и на второй тоже не было никаких оснований связывать деятельность этого «заведения» с серией актов. Между членами клуба не было особой дружбы, они не знали подробностей семейной или общественной жизни друг друга. По словам Эвкаи, вообще здесь, в Йэрсалане, люди особо между собой не общались. Даже родственники и близкие друзья, не говоря уже о коллегах, не только в гости друг к другу не ходили, но даже перестали собираться вместе, скажем, в кафе или ресторане. Дружбу и нормальное общение вытеснило стремление показать превосходство, желание выделиться перед другими. Даже в случаях редких семейных или дружеских посиделок дух соперничества присутствовал повсеместно. Людей с детства готовили к осознанию того, что, став взрослыми, они будут одиноки и рассчитывать придется только на себя, а потому рационализм и расчет являются главенствующими критериями во всех начинаниях. Некоторые из родителей дарили – об этом тоже, возмущаясь, говорила Эвкая – своим детям небольшие, специально адаптированные для школьного чтения книги Макиавелли и старались, чтобы отпрыски, повзрослев, независимо от своих будущих профессий стали, подобно автору, настоящими политиками в коллективах, где придется работать.
Ещё Эвкая рассказала Касмерту о том, что в годы юности её отца многие жители города, и не только молодежь, были крайне заносчивы; тогда это походило на попытки самоутверждения недалеких подростков. Люди всеми правдами и неправдами, порой взваливая на себя непосильный груз выплаты банковских процентов по кредитам, приобретали дорогие машины или строили большие дома, лишь бы самоутвердиться в глазах окружающих. Хотя дома эти могли оставаться полупустыми даже при достаточно большом количестве членов семьи. Эвкая вспомнила историю, рассказанную отцом, про одного их соседа. Тот купил поддельные часы с логотипом известной фирмы и, чтобы люди вокруг заметили его «дорогостоящее» приобретение, не только укоротил рукава пиджака, но еще и постоянно при ходьбе держал руку согнутой в локте. Отец Эвкаи прозвал его «Господин Прямой Угол». Спустя несколько месяцев Господин Прямой Угол понял, что многие догадываются о том, что его часы не что иное, как фальшивка, и смеются над ним. Чтобы выйти из положения, он продал земельный участок, унаследованный от родителей, и купил часы уже настоящие. Он продолжал ходить с согнутой рукой, при этом утверждая, что никогда не носил подделок.