Но конструктор был рядом, он все время заботливо поддерживал Аполлона, и чувство приязни к этому невысокому, неуклюжему коренастому существу, которое подарило ему самое драгоценное во Вселенной - бытие, существование, жизнь, - вдруг жаркой волной накатило на его сознание. Видимо, именно это чувство и помогло Аполлону в первые минуты преодолеть смятение. Что потом? Робот самостоятельно проковылял до двери. Там, за этим прямоугольником, укрепленным на шарнирах, находится оно - желанное открытое пространство, не ограниченное ни стенами, ни потолком.
Аполлон вспомнил, что дверь перед ним распахнул конструктор. Что было потом, он, как ни силился, припомнить не мог: все дальнейшие события погружались в чернильную мглу.
Встреча с маленьким землянином в гавани необычайно взволновала Аполлона. Это чувство было сродни испытанному им тогда, при первом выходе в открытое пространство.
Где он видел эти светло-голубые, сияющие как две звездочки глаза?
Воспоминание ускользало, не давалось. Так выскальзывает из щупальца предмет, когда корабль находится в состоянии невесомости.
От усилий пробудить гаснущую память Аполлон утратил последние силы. Полет? Долгий полет в невесомости? Но ведь он был потом, много лет спустя, когда конструктора уже не было в живых…
Подогнув заскрипевшие конечности, робот тяжело опустился на прибрежный песок; он ощущал неумолимую гравитацию, казалось, каждой белковой клеточкой своего существа.
Берег был пустынен. Ленивые волны накатывались издалека и, дробясь, разбивались у ног Аполлона. Ласковый морской бриз приятно холодил сморщившуюся, покрытую лучами трещинок поверхность белкового. Вековая усталость въелась в каждую клеточку некогда мощного, великолепного тела, и это было необратимо. Удивляться тут было нечему: устают ведь даже материалы, и металл устает. Что уж тут говорить о такой тончайшей организации, как белковый?
В атмосфере было спокойно. Ветер с моря скорее нежил, чем беспокоил его, но Аполлон чувствовал приближение шторма. Он и сам не мог бы сказать, откуда идет это ощущение, но не сомневался в его правильности. Робот был чувствительнее к перемене погоды, чем самый чуткий барометр.
Однако думал сейчас Аполлон не об осенней непогоде: его мысли незаметно переключились на юного землянина, с которым он встретился на одной из портовых улиц. Робот чувствовал, что с Колей связана для него какая-то тайна, загадка, корни решения которой следует искать только в собственной памяти.
Незаметно наступил вечер.
На Деймосе Аполлон успел привыкнуть к тому, что день сменяется ночью мгновенно, их разграничивает бесконечно бегущая воображаемая линия терминатора, отделяющая свет от тьмы. Прошла она - и наступает полная темнота, на черном небе вспыхивают немигающие глаза созвездий. Никаких полутонов! Точно так же наступал на Деймосе скоротечный день - сразу, решительно, без всякой «раскачки», словно легким нажатием пальца воспитатель включал ослепительную лампочку.
А здесь… Ночная тьма подступала медленно, исподволь, но неотвратимо. Тени удлинялись, густели, наливались пронзительной осенней прохладой, пророча близкую ночь.
Глава вторая
Тайна
Сколько тайн, на формулах распятых,
Нам откроют завтрашние дни!
Знанья путь - поэзии сродни.
Это значит - в мировых раскатах,
Где берут космический разгон
И мезоны, и Медведиц туши.
Угадать незыблемый закон,
Уловить планет живые душ…
Прошла неделя с того дня, как Аполлон появился в гавани и, немного привыкнув к земной гравитации, освоив «тяготы тяготенья», приступил к работе.
Это небольшое событие, конечно, едва ли заслуживало внимания: мало ли роботов различных систем трудится в порту! И потом, списанный со всех космических служб робот - зрелище не очень радостное. Тем более такой робот, как Аполлон, которого какой-то остряк в порту назвал «подвижным ископаемым».
Кто мог знать, что через короткое время Аполлон окажется в центре внимания не только жителей гавани, но и всех землян, всех людей Солнечной системы?
Однажды вечером Коля пришел домой необычно поздно. Мать была в отъезде. Встревоженный отец места себе не находил. Он уже собрался включить систему всеобщего оповещения, когда послышался звук отворяемой двери.
- Коля? - позвал он негромко, боясь, что ошибся.
В ответ послышалось невнятное бормотание.
- Это ты, Коля?! - крикнул отец.
- Я, конечно. Что ты кричишь?
Отец вышел в коридор.
Мальчик тщательно прикрыл за собой дверь, подергал ее и, только убедившись, что язычок автоматического замка, которым не пользовались никогда, держит ее прочно, облегченно вздохнул и посмотрел на отца.
- Добрый вечер,- сказал Коля.
- Вечер? Скорее ночь,- ворчливо заметил отец. Ом сделал вид, что не заметил, как Коля торопливо нажал собачку замка.