- Что же ты... не пригласишь? На чашку чая? - глухо, не глядя на меня, отзывается он. - А?
Начинается!
- Прости, но сейчас там не та обстановка.
- Беспорядок после отъезда мужа? - поднимает он на меня глаза. - Я был на киностудии, так что информирован.
- До свидания, - как бы не слышу я и открываю дверцу.
- Постой, - удерживает он меня за руку. - Давай без... Оба оказались в одной и той же истории, и продолжить ее придется.
- Историю надо кончать, и как можно скорее, - вырывается у меня нервно.
- По логике - так, - соглашается он. - А сердечко-то на перебоях, нет? И разбираться, почему и что, - боязно, стабильности хочется. Семья в этом мире ценность истинная, и если переоценивать ее, то не дай бог ошибиться? Что, аналогичные сомнения?
- И ты предлагаешь подняться ко мне, лечь в постель и разбираться в перебоях, переоценивать ценности и сомневаться в правильности сомнений?
- Не обижаюсь, - отвечает. - Это не ты, это твоя тяга к стабильности на меня ощетинилась. Кстати, стабильность - явление чудное. Но - относительно тебя и меня. Только. Такой уж я эгоист.
- Володя... - Слова тяжелые, вязкие, как тесто. Я, ужасаясь, сознаю, что говорю не то, да и... я ли говорю сейчас? - Уезжай! Сегодня это грязно, подло, ты сам потом будешь презирать меня...
Он уезжает. Я знаю: уезжает с надеждой, без разочарования, досады, - и вдруг желаю, чтобы вернулся, остался, и, глядя на скрывающуюся за покатым горбом переулка машину, на его силуэт в морозно осеребренном светом встречных фар стекле, думаю, что запуталась в этой жизни и во всех понятиях о ней на день сегодняшний - окончательно.
И жутко от этого, и смутно до слез и сладкой тревоги, и умереть хочется. И жить, конечно.
ИГОРЬ ЕГОРОВ
Первоначальный замысел заключался в знакомстве с актрисой под личиной репортера. Иного подступа для какого-либо перспективного контакта я не нашел. Далее намечалось связаться с Володькой, заставить его накропать интервью и тиснуть в газетке. Я полагал, что в честь моих бесчисленных услуг отказа с его стороны не последует. План рассыпался, как пирамида бильярдных шаров в начале игры. Все было не так, и все было плохо. Выслушал ее монолог, построенный в пределах конкретной задачи, - будто телевизор посмотрел, не более того; изуродовал крыло "кэдди" - всю ночь потом с ним колупался - и в довершении всего открыл ее знакомство с Крохиным. Его, слава богу, перехватил у театра, нагородив в свое оправдание хрен знает что: дескать, одному из друзей была необходима некая информация и получить информацию можно было лишь этаким, более чем странным образом. Володька хоть и пялил на меня глаза в недоумении, но принял известие просто и выпытывать ничего не стал. Относительно интервью даже одобрил и посоветовал мне попытать удачи на поприще журналистики самому. Ерунда, конечно. Каждый кулик в свое болото зовет. Обещал также свести с Мариной поближе - собраться компанией, посидеть... Я повеселел. А то - что интервью? Ну поговорили. А воз, как выразился баснописец, все там же. Конечно, при встрече здороваться будем или билетик в театр попросить смогу, хотя тут у меня такие возможности - ей самой впору ко мне обратиться. Да и что в театре смотреть? Изображают на арене какую-то жизнь, но не жизнь это, и правды в ней ни-ни. Хотя, может быть, такое мое мнение от того, что я здорово очерствел и стал остро критического склада реалистом. Да и вообще погряз в вульгарном материализме. Раньше хоть книги читал, а сейчас разве фильмец у приятелей по видео поглазеешь, и все. Про какого-нибудь "грязного" Гарри с пиф-паф. Мечтаю, кстати, о собственной видеосистемке.
А она, Марина, дуреха, думала ведь, будто я к ней как к человеку высокого искусства, как к знаменитости! Очень надо! Подумаешь, лирическая героиня! - вагон их. Люблю я ее, вот в чем дело. Я сильный, уверен, человек. А в искусстве - будь то литература, кино, театр, мы в первую очередь ищем между строк и слов самих себя, оправдания и подтверждения собственных слабостей, чем искусство и привлекает. Может, кто-то и подтверждения силы своей ищет. Но мне и то и другое ненадобно, я себя понимаю без комментариев.