ПереКРЕСТок одиночества 3

Вот один из самых важных вопросов, что следует задавать себе после неоднозначных поступков. Обычно об этом стоит подумать до того, как что-то сделаешь, но жизнь потому и называют порой непредсказуемой — не все и не всегда идет по даже самым тщательным образом продуманному плану.

И опять я вспомнил о героях романа Граф Монте-Кристо. У них был отточенный план, но он рухнул и действовать пришлось по наитию.

Вот и я… ведь продумал все вплоть до покорения вершины скалистого обрыва, закрепления второго шкива, рытья временной снежной норы у самого края пропасти, откуда рукой подать до спасительной веревки в случае опасности. Я продумал и даже отработал с рогатиной тактику боя с быстрыми страшными снежными змеями… И что? Весь план полетел кувырком…

Итак… каковы последствия? И представлять всегда надо самое худшее.

В моем случае все просто. Не стоит ломать голову над очевидным. Луковианцы могут быть иными по самой своей сути, могут быть пацифистами до последнего атома их спирали ДНК или просто могут думать совершенно иначе, но… все это не играет роли.

Почему?

Потому что они — организация.

Бункер Восемь Звезд, выпустивший во все стороны свои луковианские щупальца и подмявший себе подобных. Снежный спрут с немалым влиянием. Организация. Вот что они такое. В подобных условиях как здесь — в снегах и морозе вокруг Столпа — само слово «старейший» означает очень и очень многое. В первую очередь это значит очевидное — тут не обошлось без темных кровавых пятен на страницах их исторических хроник. Невозможно так долго выживать, не ограбив кого-то, не подсидев, не обманув, не бросив на смерть, не наступив хотя бы пару раз на собственные якобы нерушимые жизненные принципы. Подсиживали, воровали, обманывали, бросали, наступали. Я уверен в этом. Ведь ради достижения великой цели все средства хороши. А что может быть благородней выживания? Причем выживания не кого-то в отдельности, а считай целой нации, народности или даже расы. Этим организация и хороша — то, на что не способен ты, вполне способен сосед за столом совета. И наоборот. Ведь в любом случае все самые чернушные дела будут оправданы благой общей целью. Никто не попрет против такого.

И «зомбируют» луковианцев заранее — в еще молодом возрасте. Процесс промывки мозгов и внедрения собственной идеологии начинается в тот момент, когда попавший в стылый промороженный крест бедолага чувствует себя обреченным и никчемным. Он раб внутри каменной галеры, который обречен дергать за рычаги следующие сорок лет. Но вскоре начинаются первые чалки, первые свидания с земляками… и так рождается надежда все же выжить и получить свободу — пусть и через долгие сорок лет.

Нужен ли патриархам луковианцев независимый праведный пацифист?

Нет. Этого им точно не надо. А вот деятельный и послушный работник всегда в цене. Особенно такой работник, что в случае чего не станет задавать ненужных вопросов. Вот это и есть организация, в чей бок я вонзил острую иглу.

Что это означает для меня? Многое…

Я разгневал организацию. Пусть это не так, пусть это моя законная добыча, но они посчитают, что я их обокрал. Ограбил. Обманул доверие. Они мол обогрели пришлого чужака, накормили, доверились, а он поступил так подло, прихватив драгоценную вещь и бежав как трусливая крыса…

Да… я разгневал их. И это не может остаться без последствий.

Вот только разгневал ли уже?

Глянув на часы, я беззвучно зашевелил губами, мысленно подсчитывая прошедшее время.

Полчаса я добирался до вездехода. Минут пятнадцать возился там, разогревая машину и вырубая чужие вещи изо льда. Потом меня все же отключило — стоило попасть в тепло нагревшегося салона и я буквально сполз по стене и отрубился. Повезло, что всего на полчаса — еще на полчаса! Если округлить, то окрестности чужого Убежища я покинул через полтора часа.

И?

Какие вообще варианты?

Ну…

Будь на их месте я — послал бы в погоню сразу же, как только бы узнал о исчезновении чужого разведчика. И я бы не стал тратить время на размышления о причине его бегства.

А как поступят они?

Подумав пару минут, я сжал зубы, передавливая полоску мяса.

Даже если откинуть первый самый радикальный вариант, то все равно — они уже знают… они уже в гневе.

Да старики медлительны, плюс набитое мерзлыми трупами бомбоубежище не способствует излишней ретивости в его исследовании. Избавившись от меня, выдавив чужака прочь, они наверняка испытали облегчение и пребывали в неторопливости ровно до тех пор, пока им не сообщили, что до предела измотанный Охотник сбежал, даже не дождавшись ужина и не став требовать себе какой-то награды за уже проделанную немалую работу.

Едва они получили инфу о моем исчезновении, неторопливость их покинула, а ее место занял нарастающий страх смешанный с тем самым знаменитым и воспетым во многих старых романах чувством — липким и холодным подозрением. Если по мою душу тут же не отправили погоню, то…