Перекресток одиночества-4

Высказавшая свою позицию Милена философски пожала плечами, оценила положение предложенной ей койки и занялась обустройством странноватого гнезда в передней части просторной машины. В этом гнезде она сейчас и пребывала, отстегнув протезы, полулежа на плотно свернутой медвежьей шкуре, оставшись в старой синей рубашке и серых коротких шортах. Стакан чая она разместила на принесенном с собой советском бакелитовом подносе, успев рассказать историю об одном из нынешних жителей Замка, что лет так сорок пять назад был официантом в одном из летних кафе курортного города Сочи. И нес он на подносе в одну из стоящих среди зеленых насаждений беседок около десяти кружек пива и бутылочку водки. Почти донес, но тут в спину толкнули. Он споткнулся, почти упал, но профессиональные навыки помогли удержать равновесие, так что поднос даже не накренился и пиво не пролилось. Все десять кружек пива и водку он выпил в тот же день и по его словам это очень сильно помогло не спятить при виде висящего у стеночки мертвого бородатого старика…

Этот же поднос она использовала как твердую подложку под некое подобие крепко сшитой рабочей тетради с обложкой от книги «Старик и море», сейчас откинутой. На первом чистом листе Милена делала какие-то подробные записи очень мелким почерком. Я предположил, что она намерена вести что-то вроде дневника нашего путешествия, но вопросов задавать не стал, мельком отметив, что девушка скорей всего не взяла с собой той удивившей меня старой советской тетради, утыканной закладками. Ведение записей не мешало Милене вслушиваться в наши разговоры. Скорей всего поэтому она и выбрала себе место рядом с кабиной, резонно предположив, что большую часть пути я проведу за рычагами управления. Но если так, то она немного прогадала – разговоры у нас были самые обыденные.

Первый час вынужденного простоя мы обсуждали самое очевидное – погоду за кокпитом.

Там страшно и гибло – именно на этих словах мы все сошлись в оценке происходящего. И заодно дружно порадовались возможностям и защищенности спасающей нас машины. Не надо беспокоиться о топливе, не надо переживать за крепость корпуса и стекол, легко выдерживающих самые серьезные удары. Дернул за рычаг – и порядок. Следом мы обсудили еще более очевидную тему: ведь наверняка сегодня еще хотя бы один узник получил долгожданную свободу и его выбросило сюда вниз. Прямиком в ледяную пасть убийственной непогоды. Выживет или нет? Каковы шансы? Да почти никаких. Скорей всего его ждет смерть.

А выжил бы я сам?

Это не тема для беседы. Нет. Это тот вопрос, которым я мысленно задавался во время разговора, при этом я не прикидывал зависящие слишком от многих факторов шансы, а прорабатывал порядок своих действий от начала до конца. Обсуждая пургу и крепость вездехода, в это же время в своей голове я уже накидывал на себя все, что есть подходящего в воображаемом рюкзаке, набрасывал это на голову и плечи, чтобы защититься от града, после чего искал ближайший сугроб, чтобы начать с остервенением вкапываться в его покрытый твердой коркой наста бок. Выкопать крохотную каморку, забраться внутрь и одним этим уже существенно повысив свои те самые зависящие от множества факторов шансы. Закрыть проделанную дыру, оставив щель для свежего воздуха, заставить себя съесть чего-нибудь жирного из своих наверняка имеющихся запасов и перейти в режим терпеливого ожидания. Рано или поздно убийственная пурга закончится…

Завершив первый мысленный прогон, продолжая оставаться в беседе, я начинал разыгрывать следующую ситуацию – в которой, например, я находился на ледяном скользком поле, а рядом не было ни одного сугроба, хотя так и так я ничего не видел дальше собственного носа… Как бы я поступил в этой ситуации?

Где-то еще спустя час непогода начала выдыхаться и в ушах снова зазвучал шепот Столпа, утихший ненадолго во время пика снежного шторма. Когда видимость частично восстановилась, я привел вездеход в движение, и мы снова покатили к цели, с трудом пробивая себе путь в образовавших причудливые узоры высоких и длинных снежных наносов.

Небольшая неожиданность случилась через пару километров медленного продвижения. Я увидел свет. Даже не свет, а упавшее на склон одного из холмов впереди световое медленно движущееся пятно. Подобное видели все жители нашей планеты, если мимо них проезжало ночью любое средство передвижения. Отброшенный фарами свет – вот что я увидел и тут же погасил все наши огни, прибавил скорости и резко сменил направление. Войдя в широкую и полную рыхлого снега расщелину между двумя возвышенностями, пробивая себе путь, в то время как верховой ветер сбивал с вершин снежные массы, засыпая проделанную нами колею, мы обошли холм, поднялись чуть выше по его склону и остановились, нацелившись кокпитом на местность ниже.