— Ну, еще несколько золотых и серебряных сосудов и немного другой ценной утвари. Видишь, брат, я ничего не скрываю от тебя.
— И Ковчега среди этих предметов не было?
— Не было!
— Хорошо, а что было дальше?
— В Англии весь свой багаж я передал прецептору Лондона, и что с этими предметами стало потом — мне не известно. Такой был план Жака де Моле, и я его выполнил.
— Хорошо, Северин, предположим, я тебе поверю. Но кто и когда мог вывезти из Франции Ковчег? Может быть, сам Великий магистр? Тогда где следует искать?
— Послушай, Венсан, а почему ты так уверенно говоришь, что Ковчег куда-то вывезен? А если предположить, что он преспокойно хранится в одной из многочисленных пещер, которых, кроме Ренн-ле-Шато, немало на территории Франции?
— Нет, Северин, нет… — вздохнул Венсан. — Я чувствую. Чувствую! И не могу этого объяснить… Ковчега нет на континенте, нет…
В ночном небе, молчаливом в своем бесконечном величии, иссиня черном, походившем на дорогой королевский бархат, вовсю кувыркались светлячки звезд. Будто резвясь, будто соревнуясь друг с другом, они то вспыхивали, то угасали — как человеческие мысли.
Венсан де Брие сидел на веранде второго этажа в плетеном ивовом кресле, погруженный в воспоминания. Уже давно затих вечерний Париж, еще чуть-чуть — и превратится он в глухой, спящий город. Лишь кое-где залает встревоженная собака, да уймется вскоре. Дом погрузится во мрак и покой.
Мысли рыцаря были далеко. Вдруг совершенно неожиданно в памяти его возникли картинки детства в родовом доме, беззаботное время игрищ и мечтаний о подвигах, время становления характера и личности. Беспрекословное подчинение отцу, его строгой и суровой науке, делавшей из юношей мужчин, равноправие с братом-близнецом, с которым до определенной поры у него всё было общее. Потом — неизбежное соперничество, когда почти ежедневно нужно было доказывать своё первенство такому же, как ты сам, отчаянному малому. Потом — любовь, сперва робкая и осторожная, потом до невозможности пламенная, познавшая прикосновения к божественным тайнам и горькое разочарование, но всё равно сметающая на своем пути все преграды и запреты… Нет, не все — кроме долга и чести.
Еще он пытался вспомнить тот момент, когда впервые услышал о реликвиях тамплиеров, когда загорелся идеей вступить в Орден и сполна ощутить его истинный дух, проверить на себе все его давно ставшие легендами испытания. Он пытался выудить из глубокой неподатливой памяти тот день и час, когда впервые узнал о Ковчеге завета, и до нестерпимого душевного трепета захотел когда-нибудь его увидеть, погладить деревянный каркас, заглянуть внутрь… И он не мог вспомнить этот момент, этот день, этого начала — казалось, что мысли о Ковчеге жили в нем всегда.
И еще думалось Венсану де Брие о том, что предыдущий день, принесший столько испытаний как физических, так и душевных, не подарил ощущения радости от находки, даже от малейшего приближения к ней. Он сидел в плетеном кресле, смотрел в сверкающее звездами небо и был твердо уверен, что нелегкий день закончился, канул безвозвратно, что уже ничего не может произойти — ни в этом мире, ни в его душе…
И вдруг его заставил вздрогнуть шорох за спиной.
— Это я, мессир, — сдавленным шепотом предупредил Тибо. — Мне нужно с вами поговорить…
Венсан де Брие облегченно вздохнул. Ему сейчас меньше всего хотелось с кем-либо разговаривать — с братом, с Эстель и Ребеккой. Тибо же можно было просто отправить строгим голосом — он не обидится, он поймет.
— Поговорить? О чем, мой верный друг? — Голос де Брие был усталым и негромким. — Уж не собираешься ли ты сообщить, что надумал покинуть меня и заняться каким-нибудь иным ремеслом?
— Нет, что вы, сеньор! Как я могу такое сказать вам? Просто у меня для вас есть важное сообщение.
Тибо сделал несколько шагов и встал перед своим хозяином.
— Вот как! Ты решил меня чем-то удивить?
— Не знаю, удивитесь ли вы, сеньор, — замялся Тибо. — Скорее, как я понимаю, это вас расстроит…
— Ну, довольно же расстройства на сегодня! — воскликнул де Брие. — Отправляйся спать, Тибо. Придет новый день, господь пошлет нам новые радости, и ты как-нибудь среди этих радостей расстроишь меня. Но не теперь, хорошо?
— Как скажете, мессир, — согласился Тибо. — Я просто долго ждал, когда уснет ваш брат, потому что должен сказать вам наедине…
— Вот как! — снова воскликнул рыцарь, оживившись. — Похоже, ты действительно решил меня удивить! Или расстроить… Что ж, говори.
— Простите меня великодушно, мессир, — сказал бывший оруженосец. — Накануне я стал невольным слушателем вашего разговора с братом… Я не хотел, я просто проходил мимо комнаты сеньора Северина, где вы с ним беседовали, и услышал…
Тибо замолчал. Он вдруг засомневался в том, правильно ли поступает. Венсан де Брие уловил это колебание.
— То, что ты подслушал разговор — не твоя вина, Тибо, — сказал он. — Это мы с братом просто излишне громко разговаривали. Так что же ты хотел сказать?
— Вы знаете, мессир, что я много лет служил вам верой и правдой, что я всегда и при любых обстоятельствах был предан вам и только вам…