— Да, ты прав, мой друг, — согласился де Брие. — Быть монархом — означает при внешней роскоши и всесильности всю жизнь оставаться жертвой обстоятельств, заложником пороков, интриг и страстей, окружающих трон. Монархом может быть либо незаурядная личность, могучая и твердая, как скала, либо хитрец, обладающий редкой изворотливостью. А Филипп — как раз ни то и ни другое. Что делать, король слаб, как и все простые люди… Я хорошо помню, как его алчный взор уперся в кованые сундуки, набитые золотом, в кожаные мешки с бриллиантами, сапфирами, рубинами, изумрудами. Полагаю, в ту же минуту Филипп понял, что нужно сделать все возможное и невозможное, лишь бы заполучить все эти богатства нашего Ордена. И никакая дружба, никакое крестное родство по дочери не смогло тогда уберечь Филиппа от рокового шага. Ты ведь знаешь, что, вернувшись в свой дворец после восстания, он поспешил обвинить Орден в ереси. Тот самый Орден, который спрятал его и помог уберечь трон и саму жизнь.
— Но ведь это предательство, мессир!
— Иначе не назовешь, — кивнул де Брие. — Это не просто предательство, это — удар в спину.
— А дальше?
— Дальше, чтобы выдвинуть обвинение, требовалось согласие самого папы, и Филипп добился от Климента разрешения на роспуск Ордена.
— Но как, мессир? Орден ведь всегда отстаивал интересы Церкви!
— Да, это так, но Филипп пошел на хитрость, он объяснил папе, что задолжал Ордену громадную сумму денег, вернуть которую в силу различных причин не может. Но если сокровища тамплиеров перейдут в его руки, сказал он, то половину своего долга король отдаст Клименту. Словом, они быстро нашли общий язык.
— А Великий магистр? Как же он?
— Жак де Моле был хорошим воином и организатором, Тибо, и ты это знаешь не хуже меня. Но вместе с тем он был слишком порядочным, доверчивым человеком. И в этом — его роковая ошибка. Он и мысли не допускал, что его могут предать столь коварным образом.
— И все же, мессир, как же он позволил себя арестовать?
— Всё было устроено с величайшими предосторожностями, а свершилось настолько внезапно и стремительно, что именно это и принесло королю успех. Понятно, что какие-то слухи о предстоящих арестах могли просочиться в ряды тамплиеров и дойти до ушей Великого магистра. Возможно, так и было. Скорее всего, так и было. — Де Брие сделал многозначительную паузу, отпил вина, пожевал сыра. — Но он до самого конца еще верил, что ничего страшного не произойдет — ни с ним лично, ни с Орденом. А Филипп, хорошо понимая, что прежде всего соперника нужно обезглавить, и опасаясь, что де Моле может ускользнуть, совершил абсолютно бесчестный поступок, впрочем, весьма ему свойственный. За день до всеобщего ареста во дворце состоялись похороны внезапно скончавшейся невестки короля. Их-то и решил использовать Филипп. Как родственника, крестного отца дочери, он пригласил Великого магистра на церемонию погребения. Жак де Моле в ту скорбную минуту даже нес погребальное покрывало, что всегда считалось знаком особого доверия. А на другой день, в пятницу, тринадцатого октября, его вместе с шестью десятками руководителей Ордена взяли под стражу по приказу коварного короля!.. А дальше… дальше ты знаешь…
— И сегодня, вернее, уже вчера всё кончилось…
Венсан де Брие внимательно посмотрел на бывшего оруженосца. Тибо был честным парнем и грустил совершенно искренне.
— Не всё кончилось, мой друг, — тихо сказал рыцарь. — Орден живет, и кое-что еще происходит…
— Что вы имеете в виду, мессир? — встрепенулся оруженосец. — Я не понимаю.
— Тебе пока и не нужно понимать. Скажу лишь, что далеко не все наши братья арестованы, многим удалось избежать преследований. Кто-то отправился в чужие земли, кто-то, как мы с тобой, остались во Франции. И мы будем продолжать выполнять свою миссию, святую миссию…
— Но как? Орден объявлен вне закона, как же мы будем… Нас тоже арестуют и в лучшем случае на долгие годы бросят в какое-нибудь подземелье.
— Наивный мой друг Тибо! Кто тебе сказал, что мы по-прежнему будем разъезжать на лошадях в белых плащах с красными крестами? Кто тебе сказал, что меч, лук и копье будут по-прежнему нашим оружием?
— А что же тогда?
— Отныне, мой друг, Орден переходит в скрытное положение, полностью сохраняя устав и принципы, которыми руководствовался два столетия до этого. У нас по-прежнему есть люди, способные вести за собой, у нас найдутся и те, кто с открытым сердцем выступит на защиту прежних идеалов.
— А вы, мессир…
— Полагаю, ты теперь догадался, что я — один из тех, а ты, надеюсь, станешь одним из этих.
— Не сомневайтесь в моей преданности, мессир! — с воодушевлением произнес Тибо. — За вами я готов пойти хоть на край света!
— Не исключено, что именно это нам предстоит сделать, — тихо сказал де Брие, положив свою тяжелую руку на плечо бывшего оруженосца.
Время — это такая категория… растяжимая и непредсказуемая. Оно — как кошка: его нельзя приручить. Оно течет с убийственной монотонностью, и ничего с этим не поделаешь. Время — это единственная данность, в которую человек не в состоянии всунуть свой любопытный нос.