— Знаю, знаю, — примирительно произнес Луи. — А эта Эстель ничего так, а? Я бы с ней не прочь позабавиться!
— Попробуй, — усмехнулся Тибо. — Тогда де Брие, не дрогнув, свернет тебе шею.
— Знаешь, я как-то об этом догадываюсь, — парировал Луи.
Они выпили по кружке терпкого вина, потом еще по одной. Беседа двух старых приятелей после бессонной ночи постепенно стала угасать. Рыжая голова Луи клонилась все ближе к столу, светлые глаза тускнели и будто теряли привычную подвижность, а язык переставал слушаться.
— Что-то я устал, — пожаловался Тибо, чувствуя, что силы оставляют и его. — Пошли в нашу комнату, отдохнем.
— Если ты думаешь, что я откажусь, то сильно ошибаешься.
Шатаясь и поддерживая друг друга, они поднялись на второй этаж харчевни Одноглазого Жака, и уже через несколько минут, не раздеваясь, рухнули на кровати. Вскоре из комнаты, которую снимал Венсан де Брие со своим напарником, раздался мерный храп. А еще через несколько минут дверь комнаты тихо отворилась, и Луи Ландо, стараясь не шуметь, вышел в коридор. Взгляд его был настороженным, но ясным и чистым, как будто он вовсе не был пьян. Спустившись вниз, недавний сборщик бесшумно и незаметно, как хорошо умел, прошмыгнул на улицу, затем сначала крадучись, а потом быстрой и уверенной походкой направился в сторону Сите.
Через четверть часа он уже стоял у аккуратного одноэтажного домика, одного из десятков разместившихся вокруг резиденции епископа Парижа и похожих друг на друга, как бывают похожи священники в одинаковых сутанах, составляющие окружение папы. Подойдя к темно-вишневой двери, покрытой растрескавшейся от времени краской, Луи по привычке еще раз оглянулся по сторонам и постучал условным стуком.
— Входи, сын мой, — приглушенным голосом сказал аббат Лебеф, когда отпер дверь и узнал гостя.
Склонив голову, Луи проскользнул в полутемный коридор и остановился. Хозяин дома за его спиной немного повозился, запирая дверь, потом повернулся к вошедшему.
— Проходи, или ты забыл, куда идти? — сказал он. — Надеюсь, после столь долгого отсутствия ты принес хорошие новости?
— Благодарю, святой отец, я помню, куда идти, но только из почтения пройду в гостиную вслед за вами… А новости… полагаю, они придутся весьма кстати…
… Тибо проснулся, когда закатное солнце поравнялось с маленьким оконцем съемной комнаты и плеснуло в него на прощание багряным кипятком. Бывший оруженосец потянулся, разминая отяжелевшее тело, потом открыл глаза и сел, свесив ноги с кровати. На соседней койке, лежа на спине и сложив руки на груди, как младенец, тихо посапывал Луи. Тибо показалось, что тот улыбается во сне.
Торопливо спустившись вниз, бывший оруженосец справил нужду в проходящую за домом канаву, потом вернулся в комнату. Подойдя к кровати своего приятеля, он пнул ее ногой.
— Вставай, бездельник! Пора собираться.
Луи пошевелился, недовольно поморщился и с трудом разлепил веки.
— Что такое? — спросил он сонным голосом. — Я никуда не пойду.
— Ты что, еще не проспался?
— Тибо, друг, напомни, куда мы должны собираться?..
— Ты что, и вправду забыл, что ночевать мы будем в доме Гишара де Боже? Граф де Брие ждет нас там. И он просил не задерживаться допоздна.
— А-а, помню, — протянул Луи, опуская ноги на пол и мотая головой. — А Эстель тоже будет с нами ночевать?
— Оставь свои глупости!
— Да ладно, подумаешь!
Луи вдруг засуетился, ногами нашаривая под кроватью башмаки.
— Я сбегаю помочусь! — сказал он. — А ты пока закажи что-нибудь поесть. Я чувствую, как во мне просыпается зверский голод!
— Облегчишься по дороге! — отрезал Тибо. — И ужинать будем в другом месте. Одевайся быстрее.
— Зачем такая спешка? Мы что, на войне?
— Может быть, и так…
— Ну, приятель, тебе виднее…
Луи уже пришел в себя, протер сонные глаза и выглядел вполне бодрым. Через минуту друзья торопливо шагали по улице Жюиври в сторону Гревской набережной.
— Я вот только одного не пойму, — говорил на ходу Луи, — как твой хозяин собирается спрятать добытые сокровища? И почему их вообще нужно прятать?
— Ты разве не знаешь, что все предметы, взятые в подземелье, принадлежат Ордену? И архивы, которым уже около двухсот лет, представляют собой не меньшую ценность, чем корона Иерусалимских царей. Это — как знамя священного воинства: если оно попадет в руки врагов, можно будет считать Орден действительно погибшим.
— Да кто враги? Здесь, во Франции — кто враги? Мне точно известно, что мусульман в Париже не было и нет.
— А почему ты считаешь, что врагами могут быть только мусульмане?
— А кто тогда? — Луи сделал удивленное лицо, потом дернул приятеля за рукав. — Поясни!
— Король Филипп и папа Климент, вот кто! Или тебе неизвестно, кто организовал аресты тамплиеров, следствие, пытки и казни?
— Конечно, известно, вот только…
— Что?
— Только я думал, что после казни Жака де Моле все должно было закончиться.