Перекресток Теней (СИ)

Но когда через четверть часа эта же послушница вернулась посмотреть, все ли довольны угощением, в альмонарии почти никого не было. Лишь в углу всё еще оставалась одна нищенка. На ней были какие-то лохмотья, голову покрывала надвинутая на глаза накидка. Она уже поела, отставила в сторону миску и теперь сидела, низко согнувшись — будто молилась, ни на кого не обращая внимания.

Послушница подошла к ней.

— Что случилось, сестра моя? — спросила она ласковым голосом, наклоняясь над бедной женщиной. — Может быть, ты больна?

Та подняла голову, накидка сползла на плечи, обнажая длинные и густые волосы цвета вороньего крыла. Была она молода и удивительно хороша собой, и даже изношенное тряпье, надетое на нищенку, не портило ее неземной красоты.

— Послушай, сестра… как тебя зовут?

— Феодосией зовут, — ответила послушница, не отрывая глаз от нищенки. — Так что тебе?

— Послушай, Феодосия, дело у меня важное к тебе. Женщину я ищу одну, давно ищу. Знаю, что в монастыре она, да вот не знаю, в каком. Вот и хожу по всей Франции. И до Вьерзона дошла, скитаясь…

— Я бы помогла тебе, сестра, если бы ты имя мне той женщины сказала.

— Но я не знаю, какое имя она при постриге приняла, я знаю только мирское.

— Так назови его.

— Ребекка Мошен, ей сейчас сорок лет должно быть.

— Хорошо, я узнаю у аббатисы, — ответила Феодосия. — Ты подожди меня здесь, я скоро. Скажи только, кем тебе эта Ребекка приходится?

— Она тетка моя, родная сестра отца. Он, когда умирал, просил разыскать ее.

— И давно ты ищешь?

— Полгода уже, с прошлой осени.

— Бедняжка! Посиди тут, я скоро.

Феодосия удалилась, а девушка в лохмотьях осталась сидеть, согнувшись, на низкой скамье у стены альмонария. В помещении было светло и, несмотря на скромность и неказистость обстановки, все же уютно. Чисто выбеленные стены с лимоновым оттенком отражали веселый солнечный свет, струившийся в окно. Откуда-то извне долетали иногда женские голоса — спокойные и ровные. Нищенке подумалось, что в монастырях, должно быть, всегда так: женщинам, давшим обет, нечего делить между собой и не о чем спорить, повышая голос, а стены святой обители являются надежным оплотом от посягательств мирской суеты. Откуда ей было знать, что именно в этом помещении две недели назад допрашивали и били Тибо. Нищенка бы еще о многом подумала, оставаясь в одиночестве, но тут ее кто-то окликнул.

— Это ты ищешь свою тетку?

Девушка вздрогнула и подняла голову. Рядом с ней стояла стройная моложавая монахиня в черной рясе и белом капоре на голове. Ее лицо казалось слегка осунувшимся, уголки губ были опущены вниз. Смотрела монахиня на девушку приветливо, и, вместе с тем, в ее темных, с искрами глазах мелькало любопытство.

— Да, я, — ответила Эстель, вставая с лавки.

Монахиня оглядела девушку с ног до головы придирчивым взглядом. Та, потупив глаза, замерла, как испуганная лань.

— Иди за мной, — тихим грудным голосом сказала монахиня и повернулась к выходу из альмонария.

— Куда?

— Не бойся, сейчас всё узнаешь.

Эстель повиновалась без колебаний. Она знала, что поручение своего покровителя нужно выполнить до конца, с какими бы неловкостями ни пришлось ей при этом столкнуться.

Монахиня провела ее через второе ограждение, куда посторонним вход был закрыт. Когда женщины прошли в арку, глазам Эстель открылась небольшая, но аккуратная базилика монастырского собора, кремовые колонны которой сверкали на солнце, будто покрытые лаком. Через минуту монахиня привела свою спутницу в клуатр — прямоугольный внутренний дворик, примыкавший к храму. Посреди клуатра находился маленький круглый бассейн с прозрачной, почти голубой водой. Вокруг него располагались выкрашенные в весенний зеленый цвет скамейки.

— Здесь нам никто не помешает, — сказала монахиня. — Сестры сейчас разошлись по своим обязанностям: кто в мастерскую — шить, кто на огород — готовить грядки к посадке.

— У вас все строго?

— Нет, никто никого не заставляет, — ответила монахиня. — Просто это наша жизнь, мы сами ее выбрали, она нам нравится, и никто не собирается ее менять.

— Я понимаю, — сказала Эстель, постепенно смелея. — Но вне монастыря тоже ведь каждый выбирает свою жизнь, не так ли? Просто в ней гораздо больше соблазнов…

— Любой человек рано или поздно встает перед выбором, — после паузы сказала монахиня, пристально глядя в лицо Эстель. — Вот только не всегда этот выбор совпадает с промыслом божьим, а это, в свою очередь, порождает страдания, множа заблуждения и грехи.

— А как же тогда угадать при выборе?

— Нужно слушать свое сердце — это самый верный указатель.

— Если бы все было так просто! — воскликнула Эстель.

Монахиня снова пристально вгляделась в лицо девушки.

— Как тебя зовут, дитя мое?

— Эстель.

— Красивое имя, — сказала монахиня, и девушке показалось, что она вздрогнула. — Знаешь, что оно означает?

— Знаю, мне говорил один человек. А вас как зовут? Мне девушка сказала, что узнает про тетушку… а пришли вы…

— Я отвечу на все твои вопросы, — сказала монахиня. — Только позволь мне сначала задать и свои.

— Конечно, как я могу отказать!