Перекресток Теней (СИ)

— Постой, это что же получается, Ребекка была беременна, когда…

— Да, брат, именно так! Она призналась мне, а я рассказал об этом отцу. Если ты помнишь, я, так же, как и ты, очень любил Ребекку, но побоялся просить у отца благословения для себя и попросил его для тебя. Но ты же знаешь нашего отца! Он просто рассвирепел, он метал молнии и громы! У нас был долгий разговор, Северин, поверь. В конце концов, я согласился с отцом. А дальше ты знаешь.

— Но почему я ничего об этом не знал тогда?

— Ты был поглощен своим богословием, а Ребекка любила тебя и не хотела навредить. Поэтому она призналась именно мне, полагая…

— Не продолжай! — Северин поднялся с кровати, сделал несколько шагов по комнате. — Почему ты сам не рассказал тогда мне?

— Если честно, я боялся, что ты можешь наделать глупостей.

— И поэтому ты позволил, чтобы Ребекка ушла?

— А ты бы смог повлиять на волю отца? Или ты не помнишь наши семейные правила?

— А честь женщины? А справедливость, Венсан?

— В тот момент мне была дороже честь семьи. Да, Северин! Возможно, я поступил подло по отношению к женщине и к тебе. Возможно, я буду за это наказан — там, на небесах. Я уже просил прощения у Ребекки, просил в письме прощения и у тебя. Поверь, мне было непросто жить с этим. Вступление в Орден, полагал я, как-то залечит рану, выветрит из головы воспоминания…

— А каково было мне, оставшись в доме, постоянно думать о том, что лишь вчера в этой комнате мы вместе с Ребеккой смеялись, лишь неделю назад играли в прятки в саду, несколько дней вместе сочиняли рондо? То и дело мне слышался отовсюду ее звонкий голос…

Венсан обнял брата за плечи, прижал к себе. Потом спросил тихо и проникновенно:

— Ты любишь ее до сих пор?

— Не знаю…

— Она, наверное, колдунья, брат. Ей удалось свести с ума двух молодых дворян, ставших впоследствии рыцарями, давших обет безбрачия только затем, чтобы не предать своей первой любви!

— Она не колдунья, она… богиня, брат…

— Вот ты и ответил на мой вопрос. А что бы ты сделал тогда, если бы всё узнал?

— Я бы ушел вместе с нею! И будь что будет!

— А вот и глупость! Тогда это была бы глупость, разве не так, Северин?

— Возможно. И каждый из нас прожил бы иную жизнь…

— Да, ты прав, — задумчиво сказал Венсан. — И в этих иных жизнях мы могли бы уже никогда не встретиться. Но случилось то, что должно было случиться, что было написано в наших книгах судеб. И лишь теперь, после стольких лет разлуки и скитаний, мы вместе, мы снова все вместе, и должны сделать так, чтобы нам всем было хорошо в этом мире. Ты согласен?

— Согласен.

— И мы с тобой не будем соперниками, брат? Как не были соперниками тогда…

Северин поднялся, задумался, долго глядя в окно на проснувшуюся улицу. Потом вдруг резко повернулся к Венсану.

— Они знают? — спросил он. — Я имею в виду женщин…

— Они знают то, что должны знать, — ответил Венсан и опустил голову. Потом добавил с грустью: — И она по-прежнему любит тебя, брат…

* * *

Венсану де Брие за завтраком досталась роль пассивного наблюдателя. В центре внимания, и это было неудивительно, оказался его брат. Обе женщины не сводили с него своих бархатных черных глаз, только наполнены эти взгляды были по-разному. Ребекка не могла скрыть внутреннего ликования и восторга, Эстель проявляла довольно сдержанное любопытство.

По этой же причине и беседа между ними разделилась на два на первый взгляд не связанных между собой диалога: Ребекка, пронесшая свою любовь через десятилетия, наслаждалась теперь обликом и голосом Северина, Эстель же, будто не обращая на них внимания, разговаривала с Тибо, приютившимся на краю стола.

— А почему ты вернулся без Луи? — спросила она. — У него отдельное поручение от дяди Венсана?

— Нет, что ты! — уверенно ответил Тибо. — Просто Луи решил вернуться не сюда, а к своей прежней жизни. Всю дорогу он жаловался на то, что ему трудно, что он сильно устаёт в поездках, что не привык подчиняться кому бы то ни было и хочет снова стать вольной птицей.

— И что? Дядя Венсан отпустил его?

— Как видишь, Эстель. У нас был договор: после поездки в Англию хозяин отпустит Луи.

— Это правда, дядя Венсан? — не унималась девушка.

— Что? — переспросил де Брие. Он был рассеян, чего раньше за ним не замечал никто. Он не мог собрать вместе даже несколько коротких мыслей: они разлетались от него, они ускользали, как бабочки ускользают от сачка энтомолога. — О чем вы?

— Это правда, что вы отпустили Луи?

— Да, правда.

— А вы не боитесь, что он может кому-нибудь проболтаться о том, чем занимался с нами?

— Он не проболтается, милая девочка, — задумчиво ответил де Брие. — Он дал мне клятву, и я ему поверил.

— А мне все время казалось, что Луи себе на уме. Я просто боялась об этом говорить…

— Напрасно, — ответил рыцарь. — Обо всех своих подозрениях ты должна была мне говорить немедленно.

— Я не знала. У вас свои, мужские правила…

— Но однажды ты приняла их, не так ли?

— Да, это правда. И я до сих пор не жалею об этом.

Глаза Эстель засветились гордостью. И еще вспыхнуло в них что-то такое, о чем женщины предпочитают умалчивать.