Перекресток трех дорог

Молчаливая Августа обняла Лидочку за плечи, словно заступалась за нее перед отцом. Но Лидочка стряхнула с себя руку сестры, выпрямилась. Глянула на отца, на Мамонтова, сверкнула голубыми глазками, полными слез, и выбежала вон.

– Вот заревела, я окончательно в тебе разочарован, – вдогонку ей бросил Макар.

– Слушай, прекрати, – урезонивал его Клавдий Мамонтов. – Августа, пойди успокой ее. Ничего страшного не произошло. Полковник и сам догадался, где мы. Она никакая не ябеда.

Лидочка явилась через десять минут, когда они уже одевались, чтобы ехать. Вместо махрового халатика на ней было розовое подпоясанное кимоно для карате и брючки – хаками. Она вышла в центр холла, глянула на отца, босая и решительная, сложила ручки в церемонном приветствии и поклонилась.

– А, вот так, значит. – Макар кивнул. – Вопросы чести решаем на татами, да? Я готов.

Клавдий Мамонтов дар речи потерял. Не знал, как реагировать. Лидочка, которая и ему и отцу доходила только до колена, пригнулась и пошла на отца в атаку, вскинув ручку над головой. Макар согнулся и легким движением руки парировал ее карате-удар, а потом перекувырнулся через голову, обернулся – Лидочка снова его атаковала – сосредоточенно и спокойно. Маленькая ручка ее совершила отработанное движение, Макар снова парировал удар и опять перекувырнулся через голову. Лидочка издала боевой вопль, ринулась на него, обхватила руками его за ноги, за колени – Макар упал на спину, как подкошенный, нелепо дергая руками и ногами, а Лидочка ползла по нему настойчиво и храбро. Повернулась, маленькими ножками сделала вполне профессиональный захват за шею – ножницы, сама заваливаясь на спину, увлекая за собой руку отца.

Макар застучал по полу свободной рукой – все, все. Сдаюсь!

Клавдий Мамонтов отвернулся – его душил смех.

– Честь превыше всего. – Макар сел и привлек к себе Лидочку. – Урок усвоен. Ты все сделала правильно. А ябедничать ты больше никогда не станешь.

– No, no, нет, – Лидочка покачал головкой. – Swear my honor [11].

Макар легко, пружинисто в одно движение поднялся с пола, держа дочь на руках. Поцеловал.

– Мир.

– Мир есть, да! – Девочка обняла его.

В машине, когда они ехали в Балашиху (Макар снова рулил, потому что у Мамонтова болела пораненная перевязанная ладонь), Клавдий сказал:

– Ну, вы даете с ней. И главное, кимоно надела!

– Она с двух лет карате занимается, в Девоншире в поместье я ей тренера нанимал, дядька классный был, пожилой китаец с Тайваня. Он ее таким штукам выучил, мама не горюй.

– Она девочка! Ты чего, джедая из нее хочешь сделать? Вот Сашхен подрастет, из него тогда и лепи… а она же девочка!

– Я хочу вырастить из нее человека. – Макар глянул на друга, улыбнулся. – Порядочного, умного, доброго, способного постоять за себя и свои убеждения. Лучше закладывать все с самого раннего возраста, пока мозги маленькие и душа светлая. У нас с ней так – вопросы чести решаются в поединке. С Августой я так не могу. Я лишь гадаю порой, о чем она думает, когда смотрит на нас, когда рисует.

На подъезде к Балашихинскому УВД Клавдий Мамонтов позвонил экспертам-криминалистам насчет статуэтки – было уже без пяти восемь, те работали ночь напролет.

– На статуэтке, изъятой из офиса, следы крови, – сообщил эксперт. – Группа крови совпала с группой крови Ильи Громова, проверим и ДНК.

– ДНК совпадет, Смоловский помазал своего идола его кровью, – сказал Макар. – Посвятил?

– Может, просто схватился окровавленной рукой, – Клавдий Мамонтов убрал мобильный в карман. – Он приехал с трупом Громова на станцию среди ночи. Положил труп на рельсы. Мог запачкаться в крови. Например, потом зашел в офис, чтобы вымыть руки, перед тем как уехать домой. А к статуэтке прикоснулся случайно. Хотя… по всей картине преступления выходит так, что он орудовал в перчатках. Он же постоянно при нас их надевал.

Макар на это ничего не ответил, лишь усмехнулся – противоречие на противоречии.

Полковника Гущина они обнаружили на его уже привычном месте – во внутреннем дворе УВД, он сидел на складном стуле. Здесь же появились и низкий раскладной стол для пикников из тех, что продают в ИКЕА, и большой пляжный зонт от солнца и дождя. На столе стоял китайский термос с горячим кофе. Сдвинув на подбородок свою маску (он раздобыл ее сразу, как вернулся в УВД), Гущин прихлебывал кофе из одноразового стаканчика, компенсируя этим свою бессонную ночь. На ногах его все еще красовались пушистые тапочки, запачканные дорожной пылью. Макар вытащил из армейского английского мешка, снова болтавшегося у него за плечом, ботинки полковника в пакете и чистые носки, а также его ветровку, которую нашел у Гущина в спальне. И снова Клавдий Мамонтов лишь подивился – когда он все успел собрать и прихватить с собой?

Глава 36 Обыкновенный человек