Перекресток в Никодимске

— Да, пап, я знаю,— кивнула Жанна,— Но не пойму, к чему это ты сейчас?

— Я о твоём творчестве в Интернете. Пока тебя не было, заходил участковый, чтобы побеседовать на эту тему.

— Какое творчество, я не понимаю? — удивилась Жанна.— Вроде бы я не размещала в Интернете ничего запрещенного, в подозрительных группах не состою и порнографию не снимаю.

— Речь идет про твои заявления о неправильной парковке. Ты за два месяца отправила их больше шестидесяти штук. Вот именно в этом и возникла проблема. Тот, на кого ты жаловалась,— уважаемый в городе человек, полковник полиции; не самый главный начальник, но всё-таки. Пока ты жаловалась только на городском уровне, никто не обращал внимания, а когда стала писать в область, твои обращения попались кому-то на глаза, и их спустили вниз, по цепочке, с требованием разобраться на месте. Вам на обществознании, может быть, не рассказывали, но в государстве всё именно так и работает. Любое обращение в вышестоящую инстанцию обязательно возвращается вниз именно с такой резолюцией, зачастую попадая на стол к тому, на кого и написана жалоба. В древней Японии в этом случае виновному надлежало бы сделать сеппуку, но у нас, как ты знаешь, нет таких диких обычаев…

— И что сказал участковый? — перебила девочка отца.

— Сказал, чтобы я как следует следил за дочкой и по возможности ограничил ей доступ в Интернет, чтобы она не занималась спам-рассылками,— вздохнул отец.— Посоветовал не обращать внимания на соседа, ведь он фактически даже не в нашем дворе паркуется, и вообще… Ты знаешь как фамилия владельца машины?

— Нет.

— Грушавецкий, это муж завуча из вашей школы, Галины Григорьевны, знаешь такую? Так что и с учёбой у тебя могут быть проблемы, а я бы этого очень не хотел. Я понимаю твою обиду, помню, какая была замечательная клумба, но, к сожалению, мир устроен так, что в нём не бывает именно так, как нам хочется. Этот полковник — человек нехороший, злоупотребляет своим положением, чтобы нарушать правила. Но мы ничего с этим поделать не сможем. Все нормы соблюдать невозможно, так устроен мир. Помнишь, я сворачиваю налево на улице Ленина, когда маму с работы забираю? Так вот, там по правилам левый поворот запрещён, но ехать для разворота далеко, вот и поворачиваю, где удобно. Я тоже, получается, нарушитель; может, даже более опасный, чем этот полковник. Если всё делать по правилам, то ты сначала должна была на меня написать жалобы, как Павлик Морозов, но ты же этого не сделала, так ведь?

    Жанна, молча сидела, уткнувшись взглядом в стеклянную сахарницу на кухонном столе. Почему-то именно сейчас ей бросилось в глаза, что металлическая крышка на ней больше не блестит, затерлась, потускнела от частых прикосновений. Она почувствовала острое желание схватить эту крышку, посыпать порошком для чистки кастрюль и прямо сейчас довести до прежнего зеркального блеска, но вместо этого молча сидела потупив взгляд и слушала отца. Тот, не дождавшись ответа, продолжал.

— Прошу ради твоего же блага: оставь в покое этот проклятый джип. В мире будет ещё немало несправедливостей, и всех их точно не исправить. Важнее сконцентрироваться на своих делах, самой жить по совести и справедливости, а с остальными… Да бог им судья! Как говорится, каждому воздастся по делам его. Ну или как там на самом деле написано, я уже не помню, но ты меня поняла. Всё равно цветам на этой клумбе было плохо — чересчур много окурков и прочей дряни с балконов кидают. Я вот тут с мамой уже обсуждал, но тебе пока не говорили. Мы хотим этим летом купить домик за городом, где-нибудь у реки. Будет у нас что-то типа дачи. И там уже можно будет высадить клумбу, какую только захочешь, и никто её не потревожит. Ну как тебе идея, а?

— Отличная, пап,— рассеянно кивнула Жанна.— Я тебя поняла, больше ничего не буду никуда писать, обещаю!

— Ну, вот и хорошо,— с облегчением вздохнул отец.— Ты у меня умница и всё понимаешь.

    С тех пор черный «крузак» стал её проклятьем. Каждый раз, проходя мимо, она чувствовала возмущение и злость, без крайней надобности она никогда не выбирала эту дорогу. Только из-за кратчайшего пути в школу она ходила мимо этой машины, мечтая смыть её, словно присохшую грязь. Но после разговора с отцом она отчётливо понимала, на кого падёт подозрение, случись с машиной хоть что-нибудь, и не предпринимала никаких действий.