Перекрёсток миров (СИ)

  Сам я видел, как одни люди жили не зная себе проблем, а других беды не оставляли ни на минуту. Как же можно тогда их судить? Велес говорил, что Бог - это любовь, тогда он не позволит мучить Сатане грешные людские души. Где-то в глубине души, эта мысль давала отраду. Тем не менее, я понимал, что в этом случае грешник будет грешить до самого конца, не боясь смерти, и не задумываясь о вечной жизни. Ему и эта-то надоела до печёночных колик. А если души нет, и человек только сочетание плоти и сознания, не существующие друг без друга? Тогда мы просто исчезаем после смерти, унося и плохое и всё лучшее, что собрали в этой жизни, в небытие, оставляя след только в Его памяти.

  В существовании Бога я уже не сомневался, понимая, что, выражаясь холодными словами, раз ничто не существует, значит, существует Нечто, которое было, есть и будет в своей бесконечности и мудрости. Но смысла жизни это всё-равно не открывает.

  Один раз в своей жизни, самым отдалённым уголком сознания, я ощутил, что смысл жизни в истинной любви. Но те ощущения были столь мимолётны, как тень неземной, прекрасной музыки, и даже тень тени, прозвеневшей в туманной дали. И те ощущения замёрзли в грохоте людской ненависти. Я понял, что демоны, отказавшись от творителя, потеряли любовь, то есть всё. Вот почему они не свергнут князя тьмы, он воплощение их смысла бессмертной жизни. Я чувствовал, что моё возвращение домой, скрыто в этих вопросах.

  Ветер охладил мой влажный лоб, откинув непослушные пряди, и развеял мысли. Невыразимо приятно. Я посмотрел на Карелла. Сам того не зная, он был обречён, и, понимая или не понимая этого, спешил получить от жизни всё, что ценил.

  Люцифер сидел на высоком троне и перебирал в длинных узких пальцах тонкую золотую нить.

  Глава 3

  На пятый день пути лес кончился, сменившись равниной, покато спускавшейся вниз. Заросли хмеля оплетали редкие кусты орешника, и головки красных маков спорили с соцветиями вереска, кто займёт лучшее место под солнцем. Ехать стало легче. Карелл недовольно щурился на ярком солнце, и, прикрывая голову плащом, искал спасительной тени. Гаят, тот совсем не думал о себе, сосредоточив всё внимание на крошке Ани. Укрывая её от жгучих лучей солнца, он давал ей воду из своей фляги.

  Я уже настолько привык к этому миру, полному чудес, миру, где волшебство встречалось на каждом шагу, и где так же пели птицы и насекомые опыляли чудные цветы, что возвращение домой, казалось чем-то нереальным. В глубине души я понимал, что здесь жизнь ярче и полнее, здесь не хотелось умирать, не хотелось возвращаться назад.

  Кто-нибудь может сказать, что это уход в мир фантазии. Может быть, это измерение и было этим сказочным миром. Пару раз, я видел, пролетающих в синеве бездонного неба, драконов. Их золотистая чешуя сверкала на солнце так, что глазам больно было. И Гаят и Карелл, при виде их, соскакивали с лошадей, и прятались в зарослях цветов. Я следовал их примеру, предпочитая не рисковать. Таким образом, удалось, как-то подглядеть охоту этих реликтов. Лёжа в траве, я думал, как таким гигантам, сверкающим в солнечном свете, удаётся охотиться, как вдруг, дракон, огненной стрелой метнулся вниз. Нестерпимое сияние ударило в глаза, лишив нас зрения. Воздушный вихрь закрутил пышную растительность, в шуме ветра я услышал предсмертный крик жертвы и всё смолкло.

  Открыв глаза, я увидел в вышине дракона, парящего на огромных крыльях. Огромные когти сжимали тушу пятнистого красавца оленя, которому не помогли ни его осторожность, ни ветвистые рога. На закате, на фоне лазурных гор, выросли неясные очертания величественного замка. Не верилось, что зло могло свить гнездо в таком месте, месте которое Бог создавал в хорошем настроении.

  Дорогу пересекал овраг, и мы спустились в него. Копыта лошадей выбивали искры из гальки и кусков кремня. Гаят повернулся, желая что-то спросить у вампира, как сверху, мелькнув у его головы, упал камень.

  Лошади встали на дыбы. По краям оврага десятки нетопырей выстроились в шеренги, и первые ряды их выворачивали из земли огромные каменные глыбы. С вздувшимися мышцами и красными от титанических усилий глазами, они сталкивали их вниз, прямо на нас.

  Пришпорив коней, мы понеслись вперёд. Огромные камни, с глухим шорохом, катились с обрыва. Облако рыжей пыли поднялось в воздух со дна оврага. Дышать стало почти невозможно. Мимо меня, с треском, прокатился валун размером с купол церкви. Лошадь шарахнулась в сторону и, споткнувшись, упала на камни.

  Шатаясь, в полубессознательном состоянии, я поднялся на ноги, и выхватил меч.

  Сверху, с искажёнными яростной жаждой лицами, посыпались нетопыри. Увернувшись от первого, я выставил клинок, и почувствовал, как сталь вонзилась в плоть мертвеца. Отскочив, я с разворота ударил в неясную дымку вокруг себя. С глухим вскриком, к моим ногам повалился ещё один нетопырь. Отсечённая голова покатилась на дно оврага, а из перерезанных артерий хлынула чёрная кровь. И началась игра.