Перекрёсток миров (СИ)

  Время, время, - связующая сила, слепляющая несовместимое в нелепом, надуманном поцелуе. Просыплются на землю секунды, и мы вернёмся в прах, разлагаясь на атомы. И если бы было даровано милостивое проклятие последней мысли, то всем своим гниющим мозгом, мы возопиём, - что я сделал, что я натворил, истратив драгоценные секунды, и одна эта мысль жаром обожжёт жрущих нас червей, она потрясёт нас до глубины и взорвёт возмущённое естество.

  Гаят толкнул меня в бок, выводя из странного оцепенения.

  - Что будем делать? - спросил он меня.

  Но я замер, содрогнувшись от ужаса, поднявшегося из самого нутра моего существа. Ани, крошка Ани, радуясь солнцу и свободе, срывала тонкие былинки цветов, ютившихся на развалинах древних могил. Гаят не видел моего жуткого состояния. Нервы, съёжившись, дрожали в страхе, но внешне это не выражалось ничем, тело переставало быть моим, будто превращаясь в камень. Это было знамение в ответ на мои мысли горькие и отчаявшиеся.

  - Мы будем защищаться, - мягко ответил я.

  - Хорошо.

  - Нет. Но затем мы пришли сюда. А где Велес?

  - Внизу, ты знаешь.

  - Знаю.

  - Да что с тобой?

  - Смотри как рада Ани, ей радостно.

  - Она счастлива жизнью, дети святые существа.

  - Но я не о том, что будем делать?

  - Нам нужна хоть какая-то защита. Нужно выкопать ров, и обнести кладбище стеной.

  - Мы не успеем всё сделать.

  - Другого выхода нет, без укреплений нас убьют в первый же час наступления.

  Гаят оценивающим взглядом обвёл окрестности и нахмурился.

  - Да, выбора нет, - произнёс он, и озабоченно посмотрел на меня.

  - Жора, тебе надо отдохнуть, у тебя очень уж утомлённый вид.

  - Что с того, согласись, если мы погибнем, с похоронами проблем не будет.

  - Ты себя слышишь? Очнись. Я ведь всё понимаю, я всю жизнь в этом, а тут появился шанс, жестокость не для людей, и её может не быть, слышишь?

  - У каждого человека есть свой предел, покуда он может терпеть и мириться со злом, бороться и уступать, но за ним - всё. Ты это знаешь, я это знаю, ну и что?

  - Тебе необходимо отдохнуть.

  Гаят в этот момент имел просительный и даже по-детски виноватый вид. Его забота тронула меня, не хотелось проваливаться ещё глубже, спрашивать, - ты знаешь, я знаю, а что ещё мы не знаем, и нужно ли знать, и вообще надоело. Нет, иногда простая человеческая улыбка может вырвать на время из нечистот отчаяния, вырвать мысль из грязи, утопающую на самом дне отстоя человеческой жизни.

  - Не бойся, - произнёс я почти бодро, - в нужный момент я буду в форме.

  - Да?

  - Я не герой, я простой людя и постараюсь не подвести, просто иногда на меня вдруг сваливается уныние.

  - Мне геройства не нужно, мне нужно, нам нужно, - запнувшись, поправился Гаят, - чтобы ты сделал своё дело.

  - Смерть на копьях или мечах, или быть разодранным на части вас не устаивает?

  - Нужно чтобы ты сделал своё дело, победил всё зло на земле. Нужно чтобы люди не гибли ни завтра, ни после завтра, никогда.

  - Оптимист, а как быть со злом в моём сердце? Разве это возможно, то о чём ты просишь? Зло как опухоль разъедает сердечный мускул, отравляя ядом вины всю мою сущность.

  Внезапно почувствовав удушье, я судорожно рванул ворот, и чуть не задохнулся от резкого спазма схватившего моё горло. Слёзы выступили у меня на глазах.

  - Разве это возможно? - отдышавшись, повторил я, потерянно оглядываясь, в слабой надежде найти лекарство от душевной боли и безразличия, охватившего мой обессилевший мозг в тот миг, когда, поддавшись отчаянию, я опустил руки.

  И не находил, всё было как всегда, и кругом было пусто, настолько силён был яд проникший в мои мысли.

  - Я тебя не узнаю, с тех пор как мы побывали в рудниках Басаврюка, ты сам на себя не похож. Сейчас не хватает чудища болотного, вот было самодовольное существо, тебе бы не помешало кое в чём брать с него пример.

  Я с удивлением воззрился на воина.

  - А ещё что?

  - То, что слышишь, нет, если ты трусишь, хочешь умереть - умри, но сделай то, зачем все мы здесь, иначе, зачем всё это? Мы тебя пожалеем, будем тепло вспоминать, я даже панихиду закажу, я на голове пройдусь, я лягушку съем, что угодно, только не раскисай, сделай свою работу, или всё бессмысленно, мы проиграем войну, даже если выиграем битву.

  - Гаят!

  - Георгий, будет надо, я сам убью тебя, но ты должен победить, иного пути нет, - Гаят указал рукой на девочку, - вот, для неё, для всех детей, для людей и всего мыслящего мира.

  - Мыслящего мира? Ого, какой прогресс.

  - Мне всё равно, есть ли ещё люди, или разумные букашки, но если да, то мир и счастье - вечные спутники добра, войдут в их мир и в их норки, и не улыбайся так ехидно, я прав.

  - Ты прав!

  - Я всегда прав.

  - Врёшь!

  - Вру!

  - Тогда как мы победим?

  - А ты догадайся, - произнёс воин устало, и отошёл от меня.

  Солнце хорошо прогрело землю, тяжёлое марево испарений поднималось от серых камней, питая воздух влагой. Духота, приторный запах полевых цветов, вызывали томное головокружение. Дождя ещё не было, но стало ясно, что ночь будет бурной, надвигалась гроза, и отдалённый гул первых раскатов грома уже долетал до нас. И как предвестник бури высоко в небе кружился чёрный демон.

  - Не простая будет ночь.